text
stringlengths
0
25.2k
Глава' I
В ца'рствовании Алексе'я Миха'йловича в 1676 году', в оди'н осе'нний, нена'стный ве'чер у'лицы Москвы' бы'ли пусты'; с одно'й стороны' потому' что лю'ди того' вре'мени ложи'лись спать ра'но, а встава'ли с рассве'том; с друго'й стороны' холо'дная, нена'стная пого'да и грязь на у'лицах по коле'но не располага'ли к ночны'м прогу'лкам.
В исхо'де девя'того ча'са ве'чера в одно'й из у'лиц, бли'зких к Кремлю', показа'лся высо'кий в чёрной оде'жде челове'к, дово'льно ско'ро шага'вший, держа'сь побли'же к дома'м, в ко'их, сквозь щели' ставне'й ко`е-где' мелька'ли огоньки'; ря'дом с ним бежа'л ма'льчик лет четырёх, держа'сь посине'лою от холода' ручо'нкою за его' оде'жду. Несмотря' на непрогля'дную темноту' в по'зднем путеше'ственник мо'жно бы'ло узна'ть мона'ха.
Ночны'е путеше'ственники приближа'лись к Борови'цким воро'там, когда' ма'льчик слезли'вым, дрожа'щим го'лосом сказа'л:
-- Дя'дечка, я озя'б.
-- Согре'ешься, -- глу'хо и угрю'мо отвеча'л мона'х, продолжа'я свой путь насто'лько ско'рыми шага'ми, что ма'льчик едва' мог сле'довать за ним бего'м.
-- Я уста'л, дя'дечка -- проговори'л сно'ва ма'льчик задыха'ющимся го'лосом.
-- Отдохнёшь, -- суро'во отвеча'л мона'х.
-- Я промо'к, дя'дечка.
-- Вы'сохнешь, Бог вы'мочил, а лю'ди вы'сушат, -- с отте'нком раздражи'тельности в го'лосе проговори'л мона'х.
Войдя' в Борови'цкие воро'та, ночны'е путеше'ственники останови'лись у одного' до'ма, воро'та ко'его бы'ли за'перты. Заме'тив небольшо'е углубле'ние в стене' до'ма, мона'х поста'вил ма'льчика и, су'нув ему' за па'зуху небольшо'й свёрток бума'ги сказа'л:
-- Ты, Гри'ша, посто'й здесь и отда'й э'тот свёрток тому', кто сейча'с сюда' придёт.
-- А ты, дя'дечка, уйдёшь? -- ро'бко спроси'л Гри'ша, гото'вый запла'кать.
-- Да, уйду' а ты подожди' здесь. Моли'сь
Бо'гу по'мни меня', мы с тобо'ю ещё уви'димся. Госпо'дь да бу'дем к тебе' милосе'рд!
Сказа'в э'то, мона'х схвати'л обе'ими рука'ми го'лову Гри'ши и с жа'ром поцелова'л её. Не привы'кший к таки'м ла'скам Гри'ша с изумле'нием и непоня'тною тоско'ю смотре'л на мона'ха, схвати'л безотчётно его' ру'ку, поцелова'л и го'рько запла'кал, сам не зна'я почему'. Мона'х скры'лся в ночно'й темноте', а Гри'ша продолжа'л реве'ть, простира'я свои' окочене'лые ручо'нки вслед мона'ху, не осме'ливаясь после'довать за ним. Ви'дя бесполе'зность свои'х слез, он присе'л на ко'рточки, прислони'вшись к стене' и благодаря' зати'шью от ве'тра и дождя', вско'ре усну'л.
Спустя' полчаса' к воро'там подъе'хали два вса'дника, из ко'их оди'н, ви'димо слуга', соскочи'л с лошаде'й и сталь стуча'ть в воро'та. На э'тот стук пре'жде всего' отозвала'сь ла'ем цепна'я соба'ка за воро'тами и вско'ре подошёл привра'тник и стал их отпира'ть. Воро'та бы'ли о'тперты и подворо'тни сня'ты. Дава'я доро'гу своему' господи'ну, слуга'. сде'лал два ша'га в сто'рону и наступи'л на но'гу спа'вшему Гри'ше, кото'рый взви'згнул, не сто'лько от бо'ли, ско'лько от испу'га. Слуга' в свою' о'чередь, в испу'ге отскочи'л.
-- Что там у тебя', Фо'мка? -- спроси'л господи'н, осади'в свою' ло'шадь, гото'вую войти' в воро'та.
-- Бог весть что тако'е, то ли зверь, то ли челове'к и'ли сам домово'й, -- отвеча'л Фо'мка, на'божно крестя'сь.
-- Мне почу'дился го'лос ребёнка, -- сказа'л господи'н и приба'вил, слеза'я с коня' -- эй, Стё!пка, свети' сюда' фонарём!
-- Стё!пка, крестя'сь и, дрожа' всем те'лом, ро'бко дви'гался вперёд, а Гри'ша стад крича'ть, призыва'я, как бы на по'мощь, себе' дя'дечку.
Господи'н, взяв из рук Сте'пки фона'рь, сме'ло подошёл к Гри'ше и спроси'л:
-- Что ты тут де'лаешь, мальчуга'н?
-- Винова'та, не бу'ду, вопи'л Гри'ша.
-- В чем винова'т? Чего' не бу'дешь! -- спроси'л господи'н, наклоня'ясь побли'же к Гри'ше.
-- Не бей меня', дя'дечка! -- лепета'л Гри'ша, плакси'вым го'лосом.
-- Отку'да ты и заче'м здесь?
-- Не зна'ю, дя'дечка.
-- Не плачь мальчуга'н, -- сказа'л госпо'день и, обрати'сь к Фо'мке, проговори'л:
-- Веди' его', Фо'мка в го'рницу.
С э'тими слова'ми госпо'дни, кото'рый быль ни кто ино'й, как князь Хова'нский, команди'р одного' из Стреле'цких полко'в, войдя' во двор, поверну'л нале'во, взошёл на крыльцо' и, толкну'в дверь, вошёл снача'ла в се'ни, а пото'м в просто'рную ко'мнату, освещённую двумя' са'льными свеча'ми. Фо'мка сле'довал, за ним, ведя' Гри'шу за ру'ку, кото'рый шел без сопротивле'ния.
При по'мощи Фо'мки, Хова'нский разде'лся и, наки'нув на себя' тулу'п, в ви'де хала'та, сел на скамью' и, обратя'сь к Гри'ше, кото'рый во вре'мя переодева'нья Хова'нского, ро'бко осма'тривал ко'мнату, сказа'л ла'сковым то'ном:
-- Ну, тепе'рь, мальчуга'н, подойди' ко мне и говори' смеле'е -- кто ты бу'дешь?
Гри'ша молча'л и продолжа'л де'лать свой осмо'тр ко'мнаты, но уже' без при'знаков ро'бости. Хова'нский, взяв ма'льчика за ручо'нку, привле'"к к себе' и повтори'л свой вопро'с.
-- Не зна'ю, -- отвеча'л Гри'ша.
-- Как тебя' зову'т?
-- Гри'шей.
-- Кто твой оте'ц?
-- Что тако'е оте'ц? -- спроси'л в недоуме'нии Гри'ша.
-- Ко'ли ты не зна'ешь, что тако'е оте'ц, так мне тру'дно тебе' растолкова'ть. А мать у тебя' есть? -- продолжа'л Хова'нский.
-- Что тако'е мать? -- с возраста'ющим недоуме'нием спроси'л Гри'ша.
-- Ты не зна'ешь ни отца', ни ма'тери, отку'да же ты пришёл?
-- С у'лицы, -- отве'тил Гри'ша.
-- Кто тебя' привёл к э'тому до'му?
-- Дя'дечка.
-- Заче'м привёл?
-- Не зна'ю.
-- Кто твой дя'дечка?
-- Не зна'ю.
-- Как его' зову'т?
-- Дя'дечка.
-- Ты его' зовёшь дя'дечка, а други'е как его' зва'ли?
-- Не зна'ю.
-- Како'й ты, Гри'ша, бестолко'вый.
В э'ту мину'ту Хова'нский заме'тил и'з-за па'зухи ма'льчика торча'щий свёрток и спроси'л Гри'шу:
-- Что э'то у тебя' за бума'га?
-- Не зна'ю. Дя'дечка веле'л отда'ть её тебе'.
-- Мне? так ты меня' зна'ешь?..
-- Нет, не зна'ю.
Хова'нский суро'во взгляну'л на Гри'шу и взя'вши свёрток, разверну'л его' и стал чита'ть с трудо'м разбира'я намо'кшую бума'гу, на кото'рой расплыли'сь черни'ла. Прочита'в бума'гу, он угрю'мо взгляну'л на мальчуга'на, опусти'л ле'вую свою' ру'ку со свёртком, а пра'вою облокотя'сь на стол, подпёр го'лову ладо'нью и не'которое вре'мя размышля'я молча'л, а пото'м, говоря' сам с собо'ю произнёс:
-- От Досифе'я... Стра'нно... Кто бы э'то мог быть?.. Не понима'ю... Но все равно', для э'того ма'льчика я до'лжен все сде'лать, -- зако'нчил Хова'нский и, обрати'сь к Гри'ше, сказа'л:
-- Ну, Гри'ша! Из э'той бума'ги я узна'л не бо'льше, как от тебя' са'мого. Де'ло в том, что ты до'лжен оста'ться жить у меня'. Рад ты, что у меня' бу'дешь жить?
-- А как же, дя'дечка, я хочу' с ним жить? -- возрази'л Гри'ша, вме'сто прямо'го отве'та на вопро'с Хова'нского.
-- Ты хо'чешь с ним жить, да он та не хо'чет. Любопы'тно бы'ло бы знать, кто э'то столь до'брый дя'дюшка, кото'рый подки'дывает свои'х племя'нников к чужи'м лю'дям. Ко'ли ты, мальчуга'н, не зна'ешь кто твой дя'дечка, так раз скажи' мне по кра'йней ме'ре, как он был оде'т?
Гри'ша, наско'лько уме'"л, описа'л Хова'нскому оде'жду челове'ка, кото'рый привёл его' к до'му кня'зя
-- Так э'то мона'х Досифе'й и посыла'ет его' ко мне, тогда' как у него' храни'тся... -- воскли'кнул в удивле'нии князь и вслед зате'м погрузи'лся в разду'мье, кото'рое бы'ло пре'рвано прихо'дом его' супру'ги, высо'кой, стро'йной, краси'вой молодо'й же'нщины.
Княги'ня была' оде'та в сарафа'н мали'нового цве'та, обло'женный золоты'м галуно'м и мерлу'шкою. На бе'лой, как мра'мор ше'е её, наде'то бы'ло жемчу'жное ожере'лье, а на голове' парчо'вый пово'йник. Войдя', княги'ня ни'зко поклони'лась му'жу, по обы'чаю того' вре'мени и, с поко'рностью в го'лосе, сказа'ла:
-- Ты звал меня', князь, что прика'жешь? Хова'нский по'днял го'лову и, с не'которым смуще'нием, приве'тливо сказа'л:
-- Здра'вствуй, княги'ня! Сего'дня Бог благослови'л нас нахо'дкою. С э'тою гра'моткою от преосвяще'нного Досифе'я при'слан к нам вот э'тот мальчуга'н. Прочита'й, ду'шенька, ты ведь у меня' грамоте'йка.
Княги'ня, взяв из рук му'жа бума'гу, прибли'зилась к свече' и прочита'ла вслух сле'дующее:
"Блаже'нни презира'ли на нища' и убо'га, сказа'л Спаси'тель ми'ра. Сирота', пору'ченный мне челове'ком, и'мя кото'рого уже' не существу'ет на земле', я'вится к тебе', князь, се'ю мое'ю гра'мотою. Его' зову'т Григо'рием. Он крещён в на'шей правосла'вной ве'ре; от роду' ему' три с полови'ною го'да. Прими' его', обласка'й, воспита'й. Госпо'дь возда'ст тебе' за сие' стори'цею. Буди' здрав. Мы же все тебе' кла'няемся.
Досифе'й".
-- Ну, что ска'жешь, моя' дорога'я? -- с не'которым смуще'нием спроси'л Хова'нский свою' жену'.
-- Я жду твои'х приказа'ний, князь, -- ро'бко отвеча'ла княги'ня.
-- Я полага'ю, что отказа'ть Досифе'ю нельзя'. При'мем мальчуга'на.
Княги'ня с уча'стием взгляну'ла на Гри'шу и почти'тельно отвеча'ла:
-- Ты зна'ешь, князь, что я привы'кла во всем тебе' повинова'ться. Поми'мо э'того я гото'ва и безро'дному сироте' оказа'ть ла'ски и попече'ния, каки'е ока'зывала родно'му на'шему сы'ну. Долг христиа'нский и во'ля твоя' для меня' свяще'нны.
-- Зна'ю, княги'ня, что ты до'брая жена' и не'жная мать, а потому' я с уве'ренностью обрати'лся к тебе' с настоя'щим предложе'нием. При'мем сиро'тку и Бог награди'ть нас за э'то.
Зате'м князь позва'л Фо'мку и приказа'л ему' отвести' Гри'шу в де'тскую и сдать на попече'ние Афана'сьевне и приба'вил, обрати'сь к Гри'ше:
-- Ступа'й, Гри'ша, ложи'сь спать. Фо'мка взял бы'ло ма'льчика за ру'ку и хоте'л вести', он вы'рвался и ре'зко проговори'л:
-- Я не хочу' ещё спать!
-- Вот заба'вно! Чего' же ты хо'чешь? -- возрази'л смея'сь от ду'ши Хова'нский.
-- Я хочу' горя'чего калача', -- прошепта'л Гри'ша.
-- Де'лать не'чего, княги'ня, дава'й нам чего' нибудь закуси'ть, -- сказа'л князь смея'сь.
Гри'ша развя'зно сел на ла'вку, о'коло стола' едва' вскара'бкавшись на неё без посторо'нней по'мощи.
Сме'лость и непринуждённость ма'льчик забавля'ли кня'зя и он, угоща'я ма'льчика, ла'сково бесе'довал с ним, стара'ясь приспособля'ться к его' поня'тиям. Гри'ша с открове'нностью, сво'йственною де'тям, рассказа'л, что он никогда' не ви'дел люде'й в ино'й оде'жде, в како'й был его' дя'дечка. Наско'лько ле'пет Гри'ши забавля'л кня'зя насто'лько княги'ня станови'лась час от ча'су грустне'е и молчали'вее. Сме'лый Гри'ша неоднокра'тно обраща'лся к княги'не со свои'ми вопро'сами, но та отвеча'ла наклоне'нием головы', в знак согла'сия и'ли то'лько слова'ми: "да" и'ли "нет". Тако'го ро'да отве'ты ви'димо не понра'вились Гри'ше и он, обрати'сь к Хова'нскому спроси'л, ука'зывая на княги'ню.
-- Что э'тот дя'дечка молчи'т? Немо'й он что -- ли?
Э'тот наи'вный вопро'с ма'льчика заста'вил кня'зя расхохота'ться и из него' бы'ло поня'тно, что малю'тка, воспи'тывался с раннего' де'тства в мужско'м монастыре', никогда' не вида'л же'нщин и, что по его' поня'тиям княги'ня была' тако'е же существо', как мона'хи, то'лько в друго'й оде'жде. Князь хоте'л бы'ло объясни'ть Гри'ше по э'тому по'воду, но уви'дя, что его' объясне'ния вы'ше поня'тий ма'льчика, зако'нчил тем, что приказа'л Фо'мке отвести' Гри'шу в де'тскую. Чему' Гри'ша беспрекосло'вно повинова'лся. Он слез со скаме'йки, перекрести'лся на о'браза, поцелова'л ру'ки у кня'зя и княги'ни и после'довал за Фо'мкой.
Оста'вшись наедине' с княги'нею, Хова'нский встал и'з-за стола' и в разду'мье стал ходи'ть по ко'мнате. Наконе'ц, обрати'сь к супру'ге свое'й, сказа'л:
-- Что ты, Ната'ша, не весела' сего'дня? Да ра'зве я быва'ю когда'-либо веселе'е? -- возрази'ла княги'ня, причём щеки' её покры'лись густы'м румя'нцем.
-- То'-то мне и не лю'бо! Я си'льно люблю' тебя' и хоте'лось бы ви'деть тебя' дово'льною и весёлою. Пора' бы забы'ть про'шлое и привыка'ть к настоя'щему. Неуже'ли ты почита'ешь себя' несча'стной. Жена' ты ру'сского боя'рина, уважа'емого при дворе' и люби'мого стрельца'ми, окружённая раба'ми, что ж ты потеря'ла?
Я давно' привы'кла покоря'ться свое'й судьбе'. Да бу'дет на все во'ля Бо'жья, -- отвеча'ла княги'ня.
Из дальне'йшего разгово'ра Хова'нского с его' супру'гой вы'яснилось, что княги'ня была' дочь Мазе'пы, влюблённая в Дороше'нко в та'йне от отца' своего' бежа'вшая за после'дним, когда' он, по взя'тии ру'сскими Чиго'рина, бежа'л со свои'ми приве'рженцами. Она' была' на пути' своём перехва'чена стрельца'ми и сде'лалась вое'нною добы'чею стреле'цкого полко'вника кня'зя Хова'нского, кото'рый до того' вре'мени не знал, что она' дочь Мазе'пы. Больши'х трудо'в после'днему сто'ило уве'рить Ната'шу, что же я их её уби'т когда' Хова'нский пожела'л на ней жени'ться.
Э'ти воспомина'ния про'шлого взволнова'ли собесе'дников. Ду'ши их обременены' бы'ли тя'гостною та'йною, кото'рую они' не реша'лись до сего' вре'мени откры'ть друг дру'гу. Княги'ня ти'хо пла'кала, а князь мо'лча ходи'л по ко'мнате. Наконе'ц княги'ня реши'лась прерва'ть тя'гостное молча'ние, сказа'в:
-- Когда' ты, князь, уви'дишься с преосвяще'нным Досифе'ем? На'добно его' расспроси'ть подро'бнее о ма'льчике, кото'рого он присла'л.
-- За'втра наро'чно пое'ду к обе'дне в монасты'рь и по'сле слу'жбы зайду' к нему' в ке'лью. Хотя' я и зара'нее зна'ю, что ничего' от него' не вы'ведаю, а всё-таки попыта'юсь, аво'сь проговори'тся, -- отвеча'л обра'дованный Хова'нский переме'не разгово'ра, столь тя'гостного для него'.
-- Кла'няйся, князь, и от меня' преосвяще'нному.