text
stringlengths 0
5.87M
| source
stringclasses 8
values |
|---|---|
"Паспортный вирус России..."
---
Паспорт,определяет настоящую личность человека
и гражданина страны.
---
Владимир Маяковский:
- Я волком бы выгрыз бюрократизм,
К мандатам почтения нету...
"" На все века предатели России,
Останутся врагами для неё.
Кто скрылся под чужой фамилией,
Причастен, как отродие своё.
Не смыть позор их паспортной личины,
Под нею прячется изгоя существо,
Не человек он,в этом вся причина,
И только в этом хари естество.""
--- | stihi_ru |
* * *
Мать с отцом уж давно на погосте.
В бедном сердце не жало -- кинжал.
Как же редко я ездил к ним в гости!
Как безжалостно их обижал!
Всё грозился, что скоро приеду,
Лишь забот порассеится дым,
И тогда мы продолжим беседу,
За домашним чайком посидим.
Но помеха сменялась помехой,
Но житейский не таял туман,
И мои обещанья приехать
Превращались в обычный обман.
Да и наши нечастые встречи
Проносились весенним ручьём...
Эта тяжесть легла мне на плечи
В тяжком горе свинцовом своём.
1998 год | stihi_ru |
МОЛИТВА ДУШИ
"Прости мне, господи,
незнание молитв.
Ведь не словами, а душой,
пришёл молиться"
Николай Пронин
Бывает, проходя, вдоль храмовых чертогов
Туда зайти желанье возникает
И позади оставив высоту порогов
Душа возвышенного ожидает
Ведь глядя на бликующее пламя
Которое свеча рождает в полумраке
Мы даже в Высшее не веря сами
И говоря в миру - Всё это враки
Здесь, среди вечностью дышащих стен
И ликов, созданных столетия назад
Прощаемся с тем напряженьем вен
Что составлял наш жизненный уклад
И сердце говорит, минуя сухость мозга
Слова, которых нет в церковных книгах
Которые бичуют совесть, будто розги
И ты стоишь согнувшись, как в веригах
Нет правды иногда в заученности фраз
А то, что родилось внезапным озареньем
Горит между пустой породы, как алмаз
Как будто спущенное Высшим откровеньем | stihi_ru |
Паук владеет инфой на всех.
В нужный момент выбрасывает липкую нить, чтобы завлечь, повязать и высосать всё.
Ненавязчиво так, по-дружески.)
***
Блокировку заказывали
Не е.... - уплочено!
(перефраз анекдота)
Заказы принимаются,
спешите, скидки есть!
Для тех кто дурью мается,
не знает слова "честь".
Всё-всё им разрешается,
чушь, мерзости писать.
А правда собирается,
чтоб блокировкой стать.
Есть мастера умелые,
засучат рукава!
Хлоп - ваши речи смелые,
а тексты на дрова.
Расплата будет мелочью,
попробуй унеси.
Придётся до Гадюкино
заказывать такси. | proza_ru |
Ранимая душа. А как её поранить
Ведь нет такого органа на теле.
Её душить или всю жизнь тиранить,
А можно разорять на самом деле.
Ей можно запретить свободу и мечту.
Сковать её железными цепями.
И в клетку посадить, в сплошную темноту,
И окружить жестокими врагами.
Напрасные старанья и дела.
В ней жизнь, порою, теплится едва ли.
Ты подари душе хорошие слова.
Отбросит все невзгоды и печали.
И снова расцветёт ранимая душа.
И снова вспыхнет пламенем горячим.
Она бессмертна -- этим хороша.
Наверно и не может быть иначе. | proza_ru |
В стихах сметливо рвется нить,
И отступают в панике слова к заградотрядам.
Надо просто правильно буквы сшить,
И чтобы муза с вальтером у виска стояла
Непреклонно рядом... | stihi_ru |
"Трясясь в прокуренном вагоне,
Он стал бездомным и смиренным,
Трясясь в прокуренном вагоне,
Он полуплакал, полуспал."
(цитата из произведения А Кочеткова "Баллада о прокуренном вагоне")
***
Трясясь в прокуренном вагоне,
Не знал что делать со Вселенной!
Трясясь в прокуренном вагоне,
От мира он чего-то ждал.
Трясясь в прокуренном вагоне,
Под головой кулак скорузлый.
Трясясь в прокуренном вагоне,
Он что-то тихо бормотал.
Трясясь в прокуренном вагоне,
Зашёлся в кашле он натужном.
Трясясь в прокуренном вагоне,
Он понял.. как давно устал.
Трясясь в прокуренном вагоне,
Слезу рукою прикрывая..
Трясясь в прокуренном вагоне,
Стеснялся показать лицо.
Трясясь в прокуренном вагоне,
От всех сегодня уезжая..
Трясясь в прокуренном вагоне,
Он потерял сегодня всё.. | stihi_ru |
вот и длиннее стали вечера
светит луна на чёрном небосклоне
и жизнь твоя азартная игра
в лихой и восхитительной погоне
но время шло его шаги быстры
и в зеркале себя не обмануть
забыты все желанья и мечты
сегодня ты торопишься уснуть
боль превратилась в тихую печаль
она звучит минором на гитаре
и ничего из прошлого не жаль
как медных три копейки на базаре
на перекрёстке странствующих драм
стоял старик с поникшей головою
удача пусть заглянет в гости к нам
подбадривая трепетной рукою | stihi_ru |
Лето осталось в прошлом,
Дождь зачастил с утра.
Думаем лишь о хорошем,
Нам не вернуть тепла.
День стал заметно короче,
Лист шелестит под ногой.
Все повторяется, впрочем,
Нужно ль бежать за мечтой!
Холодно ждать звездопада,
Ночью не греет луна.
Может быть больше не надо
Верить, что будет весна.
Снег все сровняет гладко,
Не оставляя следов.
Спи моя милая сладко,
В царстве несбыточных снов.
2016. | stihi_ru |
Прекрасно в жизни каждое мгновенье,
Пороки, боль, страданье и война,
Потерянное в смутах поколенье
И кладбище погибших от вина.
Прекрасно в жизни каждое мгновенье.
Нам нужно лишь плотней открыть глаза,
Чтоб, не увидев предыдущих звеньев,
Увидеть, как на луг легла роса!
Нам нужно видеть, как умылась кошка,
Как улыбнулся плакавший малыш.
Едва родился, а уже помощник!
Боец в борьбе разъехавшихся крыш.
Нельзя давать замёрзнуть точке зренья.
В ответ улыбке тоже улыбнись!
Не смерть хозяйка каждого мгновенья,
Но каждое мгновенье -- это жизнь! | stihi_ru |
Он не счастья искал для себя,
Не заслуг и людского признанья,
Одиночество с детства любя,
Стуки сердца в тиши и мечтанья.
Он не жаждал ни славы, ни благ,
Ни любви, что пришла бы внезапно,
Не сбиваясь с пути ни на шаг,
Шёл он к целе своей поэтапно.
Он не видел чудес и красот,
Коих в мире, казалось, немало,
Не стоял на вершинах высот,
Что с земли своё брали начало.
Его жизнь не понятна другим,
Тайны сердца сокрыты от взора,
Ключ к душе - за паролем глухим,
И какой он, узнаешь не скоро.
Он боялся холодных ветров,
Их приносит с собой осень злая,
И пустых, необдуманных слов,
Что звучат, многим судьбы ломая.
Как ни странно, он даже не знал,
Что простить - это значит поверить,
Привыкая, терял и страдал,
Боль пытаясь хоть как-то умерить.
Ты пойми, он хотел просто жить,
И под солнцем найти своё место,
Своё счастье однажды взрастить,
И прожить свою жизнь интересно.
Дмитрий Каширин
Doomhammer
13.06.2017г. (21:48 Мск) | stihi_ru |
Что-то гложет меня и душит ,
Переполнен желанием "скользким" .
Не хочу ни вина , ни суши -
Мне б прижаться к тебе по-русски .
По-английски любить мне скучно ,
По-французски не вкусно тоже .
Мужику по-мужски сподручней ,
Мне родная любовь дороже .
Мне не нужен парфюм душистый ,
Запах тела хочу вдыхать я .
Говоришь , что я слишком быстрый ,
Не спешишь распахнуть объятия .
Только я не привык топтаться
И стыдливостью не страдаю .
Предлагаю скорей отдаться ,
Я отказов не принимаю .
Ты прости , не хочу лукавить ,
Не приучен я строить глазки .
Не пытайся меня динамить ,
Лучше просто люби по-русски ... | stihi_ru |
Я часто вижу в разных передачах,
Знакомое до жути мне лицо,
И кто он..., клоун, или провокатор,
С каким врагом он нынче заодно...
Он нам озвучил..., то, что все поляки,
Готовы все лишения терпеть,
И ждут..., когда Америка Россию,
Захочет..., в порошок стереть...,
Я не пойму, кого он представляет,
Кто там за ним запрятался в тени,
И почему от имени поляков...,
Он произносит речи все свои... ,
Хотел бы знать я, только поточнее,
Какая доля правды в тех словах,
И если все поляки против нас,
То, что тогда творится в их умах,
Не одинок поляк в своем желанье,
Отправить всю Россию на тот свет,
Я оправданий им искать не буду,
Коль вся Европа поменяла цвет...,
Они в Европе начисто забыли....
Кому обязаны..., что до сих пор живут,
А нам, полякам тоже есть, что вспомнить,
И, где конец свой...., если что..., они найдут. | stihi_ru |
Затискали поэтки микрофон,
Он был мужчиной в возрасте и силе,
А тут девицы на руках носили
И хмель в него вливали, страстный стон.
Хрипел он от волненья в волнах зала,
Смущался, чуть заикою не стал.
Одна поэтка пылко целовала,,
Другая наряжала, как на бал.
Терпел он горько бантики и ленты,
Дремал, прижавшись к огненной щеке
И вздрагивал, когда аплодисменты
Вдруг бурей нарастали вдалеке.
Был вечер поэтических желаний,
Метались рифмы в томной суете.
Поэтки, исчезавшие в тумане,
Распятыми казались на кресте.
Они всерьёз испытывали муки,
Неясные в безумном забытьи,
Когда легко заламывали руки
И голосом рыдали о любви.
Такая безнадёжная картина,
Почти неудержимый женский стон!
Ведь в зале был единственный мужчина --
Потрёпанный, усталый микрофон.
Рафаэль-Мендель
13 февраля 2016 г. | stihi_ru |
Богато крот прожил во мгле.
Не ведая о солнце на земле.
Да, крот конечно, обыватель,
Ему всегда норы отдельной хватит. | stihi_ru |
Личность первична, но против коллектива не попрёшь. | proza_ru |
Бывает сплетник ранить злом не хочет
Желанье сплетни, как в заду заноза.
Для сплетни фактов хватит малой дозы
Подслушать, подглядеть в дверной замочек
Затем доврать, досочинять, додумать,
Слегка правдоподобия придать
И грязью с ног до головы обдать
Соседа, эятя, свата или кума.
Но клеветник разит прицельно, злобно.
И факты подбирать ему не нужно.
Он жертву лицемерием окружит
Отравит клеветой змее подобно.
Он близких друг на друга натравляет.
Доверчивую душу зажимая в клещи
Он губит тех и на кого клевещет
И тех, кому он душу отравляет. | stihi_ru |
Живой магнит чудо природы,
Удаву кролик лезет в пасть,
А люди есть, как жертва моды,
Костюма штрих дарует страсть.
Мужчин привычно соблазняют.
Бедро иль груди оголять,
Цвет и фактуру подбирают,
Ну, чтоб не мог он устоять.
Одежда женщину меняет,
Портной все может подчеркнуть,
он на таинство намекает,
Где мозг рисует к цели путь.
Мозг искуситель и художник,
В него деталей арсенал,
А есть хмельной, ну, как сапожник,
Он в женском теле видит бал.
Есть в каждой женщине загадка,
Где сердце личный есть замок,
Одна, как мед для всех есть сладка,
А вот душа несет урок.
В другой магнит вроде гипноза,
Есть здесь улыбка, томный взгляд,
Очаровательная поза,
И как волшебницы заряд.
В одной есть жест, в другой походка,
Есть тембр интимный саксофон,
Для мозга это, как находка,
Индивидуальности закон. | stihi_ru |
Душистый чай
В холодной комнате
Не остывает
Невзначай.
Вы это помните
Вы помните
Наш ароматный
Свежий чай
И беззаботное
Общение
Мечты и планы -
Кувырком...
Бегут, спешат
Часы осенние.
А не согреться ли
Чайком | stihi_ru |
"Ежедневно меняется мода",
А у вас дикий облик всегда,
На Урале зима по полгода,
И холодная летом вода.
Южный берег мне нужен согреться,
Трубку мира курнём - "Вуаля"!
Начинайте... Где здесь приодеться
В супердышащие труселя
~* На конкурс ШКОЛЫ КОММЕНТАТОРА
"Вождь чернокожих" - http://www.stihi.ru/2015/06/21/7620
Фото здесь - http:///rasfokus.ru/photos/photo1518441.html | stihi_ru |
Дал папа мне фамилию такую -- Зайчик!
И потому я комплексую, значит!
Не Грозный и не Невский я... Горюю!...
И мама тоже носит вот такую!
Влюбился очень сильно я, женился!
И от волненья, видимо, напился...
Хотел фамилию жены себе взять, тихо...
Взглянул, с утра... едрёна мать, -- Бобриха!
Октябрь -- 2016 г | stihi_ru |
О каких верующих
Религиозных деноминаций очень много и все друг с другом не имеют ничего общего,потому что не сходятся по понятиям о Всевышнем.Мусульмане смеются над Христом,не считая Его за Господа,а за простого человека,ниже их пророка Мухамеда.Учение Иисуса Христа они не считают за учение,чем и оскорбляют уже чувства всех т.н.христианских деноминаций,включая и православие.Так же и поклонение Деве Марии для мусульман-это идолопоклонство и всем другим усопшим святым.И так же и сами т.н.христиане враждуют между собой,оскорбляя чувства друг друга именно из-за понятий об Учении Иисуса Христа.И каждый считает,что он правильно верит и служит Христу.А так же и атеисты,смотря на этот цирк т.н.верующих,автоматически смеются на всеми этими святыми.И кто виноватИ как разобраться во всех этих чувствахА про чувства Иисуса Христа никто не собирается разобраться и защитить их,когда все эти святоши смеются над Его Учением и позорят Его Имя своими учениями под маской Христа и Всевышнего.И не нужно заходить в храм или в мечеть,чтобы оскорбить чувства верующих,достаточно считать друг друга неверующими или лживыми деноминациями.А значит нужно всех пересадить на 5 лет вместе с мусульманами,иудаистами,кришнаитами,буддистами и всеми т.н.христианами.Все они оскорбляют чувства друг друга,хваля себя и свою религию,а значит других хуля.
А если взять Само Священное Писание,то Оно сплошь и рядом будет оскорблять,т.е.обличать т.н.верующих всех религий.И что тогда делатьВедь ни одна религия не является Божьей!И кто в этом виноват будет,если Само Писание будет их обличать,а им это будет казаться оскорблением.Это будет похлеще,чем войти в их храмы и спеть песню или ещё что-нибудь сделать с их ритуальными вещами.Это будет по сравнению с Пусси Райт-цветочки.А яготки-то впереди!Господь со всех взыщет,кто позорил Его Имя,напялив на себя Его,и с тех,кто не считал Его Господом.Так о каких верующих говорит госдура
"А депутаты от "Единой России" и ЛДПР поддержали законопроект. В частности, представитель "Единой России" Михаил Маркелов очень настойчиво говорил о том, что в Римской империи до христианского времени и в средние века в России с особой жестокостью наказывались те, кто допускал богохульство. По его мнению, что-то подобное сейчас должно быть в России."
***Так о каком Боге-то речь ведётся вообще в госдуреОни сами-то понимают,о чём говорятЕсли в до христианском времени и в средние века в России с особой жестокостью наказывались те,кто допускал богохульство,то подобное должно быть в России.Так о каком боге-то идёт речьНу точно не о Христе.А о каком тогдаИ как можно тогда расценить поведение кого-либо как БогохульствоИ вообще,что такое БогохульствоИ кто это может сделатьЕсли касается Бога,то от Имени Его и нужно отталкиваться.А Его охулить может только предатель,который приписывает сам себя к Нему,напялив на себя Его Имя,а живёт и действует по своим правилам и законам.О таких Богохульниках писал пророк Исайя и другие пророки как о вавилонской блуднице,которая являлась"женой"супругу,а тайно жила с другими.Это имеется ввиду как раз всех верующих,которые называются Именем своего Бога,а служат другому.Поэтому Богохульство могут сделать только верующие или в целом церкви различных деноминаций.И к песням или танцам в храмах,и спиливание крестов,которые никакого отношения к Богу не имеют,ни к какому Богохульству не имеет отношение!Эта безграмотность и невежество в Священном Писании накладывает на т.н.верующих грех,который они умножают в мире,вместо того,чтобы грех побеждать и помогать другим.А они тем самым общество ожесточают и смеются над Именем Господа.Вот это и есть БОГОХУЛЬСТВО!Значит для них и придуман этот закон!А госдура и горе-верующие этого и не заметили,потому что не читают Священное Писание и не знают,как работает Святой Дух)))*** | proza_ru |
Агния Барто, Михаил Матусовский и Николай Некрасов в соавторстве.
Беда промчалась над рекой,
Плывёт в ней мячик по воде,
Танюша машет всем рукой:
"- Эй, помогите мне в беде"!
Рыдает: "Мяч мой уплывёт,
Его уж черти унесли".
На ушко вечер ей поёт:
"- Твой мячик волны принесли".
Трава запела над рекой:
"- Нет краше женщины такой"!
"- Вернулся мяч ко мне домой,
Любимый мячик вновь со мной".
Шагает счастье по земле -
Встречают все его везде.
Краса, какая при луне!
И горя больше нет нигде.
Прекрасны лета вечера,
Краса на речке -- чудеса.
Не спится Тане до утра -
Ей светят счастьем небеса. | stihi_ru |
Папенька,
Я отвратительная дочь:
Я много пью, ручаюсь матом,
Никто не может мне помочь.
В меня стреляйте автоматом.
Увы я лишняя лже жизнь,
Уже надежд не оправдаю,
В бочонок чувства все слились,
Я громче всех людей страдаю.
Себя я чувствую кусками ,
И сердце в мусорке давно.
Я тихо, бледно увядаю.
Когда мне плохо, мне смешно!
Глаза замылились туманом,
И кажется, что меня нет.
Любви во мне три океана,
Но не считать близ меня бед.
Пустоты в душах, пусто в фразах,
Прошу помочь я одного.
Но не цветут букеты в вазах,
И грустно это и смешно. | stihi_ru |
Не будем вспоминать мы о плохом,
Но сталин нам сейчас дороже
Я напишу ему после похорон,
О возрадись сейчас! О боже!
Ты посмотри своим прицельным взглядом
Страну сегодня рвут на части
Чиновники зажрались пропитанные ядом,
У всех машины разновидной масти.
Карманы набивают и в офшор
Счета отправлены по дальше,
Чтоб ни один российский Лор
Не просчитал нулей за взятку очередной там Маше.
Товарищ Сталин!Вы разберитесь!
У Тимирязевки скандал.
Здесь Академию под корень.
Хотят снести,-очередной вандал.
Однажды вы разобрались,
И жёстко наказали,
Но до сих пор не перевелись
Слуги народа-они забыли, что вы приказали
Сейчас напомнить снова им
О клятве данной государству,
Но не пристало и другим
Пусть не расстрел, но могут посадить за взятку.
Народ терпеть уже не может
Бунт назревает тут и там
Последней каплей в землю смоет
Слеза народная-от неё не прорастёт каштан.
Товарищ Сталин! Вы разберитесь!
Как можно жить на низкую зарплату
Минтруд не знает, как изыскать средства,
Но ведь в Европе люди получают достойную оплату.
А наша власть так не способна Зачем тогда она
Товарищ Сталин!
Вы соберите в кучу всех,
Кто так или иначе к кормушке присосался
Под дулом примут пусть свой грех,
А остальным напомнить, что с ними будет так же.
27.04.2016г | stihi_ru |
В приморской деревушке старой, среди развалин и руин
Брожу меж призраков один, вдоль моря, наслаждаясь паром:
В нём соль и йод, и запах трав, и память прожитого века,
В ней голос гордого абрека сквозь ночь у позднего костра...
Гортанный звук, скупое эхо - огня завидное тепло...
Венецианское стекло мерцает в камне лунным смехом.
Шелка обласканы любовью -- огни к огням, в глазах темно
Играет радостью вино, зовёт на ложе, к изголовью...
С утра ветра, на море зыбко, не то чтобы грядут шторма,
А, впрочем, может быть, весьма -- зима и горечь, и улыбка...
По лужам лёд, с бродячим хрустом... - Снега холстинами в горах,
Где эхо помнит пух и прах, но нынче, как и прежде, пусто...
Зима на юге -- грусть и горечь, а, впрочем, лучше жить у моря.
Сквозь сон гудят колокола -- О, свет и пепел, и зола...
2016. 23.01.
Остров Крым, деревенька Феодосия | stihi_ru |
Поэты!
Красивые стихи
Должны создавать
На радость людям!
Побольше читателей,
Больше стихов
Будем писать
С тобою - вместе! | stihi_ru |
Чего то вспомнился Лойола
С улыбкой детской мрачный бес
Затем возник Савонарола
И вновь во тьме веков исчез.
Казалось,что ушло их время
И методы ушли навек
Педали заменили стремя
Но изменился ль человек
Власть,- то вино из самых крепких
Мгновенно голову пробьет
И лишь один,особо цепкий,
Вершину властную займет.
И он пройдет по чьим то бедам
И сложит схемы в голове
Мне путь его,увы,не ведом
Спросите лучше у И.В.
Да кто такой И.В. Обмолвись
Быть может книжный прохиндей
Он украшает чью-то повесть
Или пример живых людей
И.В. - то страшная Мамона
Сплетенье всяческих интриг
Ирина,дочь "Виссариона"
Создательница "скользких" игр. | stihi_ru |
"В России участились случаи травм и даже смертельных исходов во время экстремальных селфи...
Психотерапевт М.Сандомирский назвал это явление "селфицид"(аmic-life.ru.03.06.2015).
***
Желая отдохнуть в загробном мире,
Кто к яду прибегает, кто к стрельбе;
Одни предпочитают харакири,
Другие селфи делают себе...
04.06.2015 | stihi_ru |
Ты сейчас создаешь мираж,
Только выскажись - я уйду;
Ты забыла в душе карандаш,
Я забыл превратиться в звезду.
Я слежу за тобой - тема солнц;
Разве выстуди - я сверну;
Нереальный и сказочный сон:
Небеса почерпнули луну.
Ты рисуешь чернилами мир:
Дождь - художник, а я - специалист,
Эта область - как синий сапфир,
Я - бесхитростный идеалист.
Ты вчера привлекала сюжеты:
Только образы - не пойму;
Неизученные портреты,
И незапертую тюрьму.
Ты давно создаешь миражи,
Только вылепи явь - я уйду,
Ты шагаешь свои этажи,
Я устал превращаться в звезду.
05.10.2016г.
00.15ч. | stihi_ru |
Ведя в процессе следствия дознание,
Следак с собакой обошёл всё здание.
Сколь запахов смущают обоняние:
Осенних рыжих листьев увядание,
Пыль штукатурки, дождика рыдание...
Вся сила - в правде! Ни к чему гадания.
К тем благосклонно божье ожидание,
Кто в жизни не впадает в одичание.
И вдруг в окно, как жертва от заклания,
Метнулся враг! Финты, прыжки, метания
Помогут ли сбежать от наказания
Команда "Фас!". Короткое догнание,
Паденье, страх больного истязания...
Пёс выполнил серьёзное задание
И выдержал собачье испытание.
19.08.2015 г. | stihi_ru |
Ищу попутчиков я в дальнюю дорогу,
Хочу оставить грусть и весело уйти,
Чтоб песни хором петь и счастье обрести,
Чтоб было хорошо с шагающими в ногу.
Я не спешу оставить этот мир,
И не спешат ни господа, ни дамы,
Но тайно собирают чемоданы
И сбрасывают пред дорогой жир.
Как жить -- учу других и выживаю сам,
О безопасном будущем мечтаю,
По прошлому голодному скучаю,
Смотря на настоящий стыд и срам.
Везёт не всем разбиться в самолёте,
Так классно перед этим отдохнув...
Встречая вновь пришедшую весну,
Мы все нуждаемся в приемлемой работе.
Бесцельный труд, бессмысленный урок!..
И жизнь внеклассная нас учит по-другому,
И это шок, и мы впадаем в кому,
И каждый собирает вещи впрок.
Эпохи погибали от растленья,
На смену приходили дикари --
Цивилизации, гниющие внутри,
Обречены на смерть со дня рожденья.
20 апреля 2016 года. | stihi_ru |
Кто из вас без греха, пусть первый бросит в нее камень
Из Библии
Кто здесь безгрешный, камень бросьте,
Вдруг попадёте вы в меня,
Но только, помните, со злости,
Как бумерангом и в себя... | stihi_ru |
В белой
Дымке
КружевА,
И берёзки,
Как одна,
Нарядились
В белый
Цвет,всем
Невестушкам
Привет!
И так
Празднично
Красивы,
Непорочны
И стыдливы.
Тем и радуют
Наш глаз
И искрятся,
Как алмаз! | stihi_ru |
Cherchez la femme.
ШЕРШЕ ЛЯ ФАМ.
Был удачливый герой,
Был обласкан я судьбой,
И не знал ни горя, ни беды,
Но откуда тот каприз,
Я возьми да и влюбись,
Без любви все дни мои пусты.
ПРИПЕВ:
Если в жизни не везёт,
Если всё наоборот,
Ответ один:Шерше ля фам. Шерше ля фам.
Cherchez la femme.
Если сердце пополам,
Не внимаешь всем словам,
Ответ один:Шерше ля фам. Шерше ля фам.
Cherchez la femme.
В речке рыба не клюёт,
В роще птица не поёт,
Не цветут в саду моём цветы,
В мыслях всё наоборот,
Коль в душе любовь живёт,
И горят сердечные костры.
Если ночью не до сна,
Значит близится весна
Сердце просит чистой красоты.
Если вишни не цветут
А в душе дожди живут,
Виновата в этом только ты!
27.11.2017
Cherchez la femme (Шерше ля фам) -- французское выражение, которое буквально означает "ищите женщину". В том смысле, что, когда мужчина ведёт себя необычно или мотивация его поступков неясна, причиной может быть его попытка скрыть незаконное дело с женщиной, или произвести впечатление или снискать расположение женщины. То есть по мнению говорящего эту фразу, причиной события, бедствия, преступления оказывается женщина. | stihi_ru |
30504---15:22, 30.10.17, мысли над Екатериной Щетининой.
Свет и Тьма... Мрак и Свет... Их бездонность...
Погружаемся в них... Незаметно...
Тьму и Мрак принимая... Бездомность
Оставляя для Света... Мы смертны... | stihi_ru |
Горит души моей свеча,
Свивая чувства ореолом...
Хранит и бережёт меня
Родная аура любовью...
Родная клеточка любви
Свивается из чувств душою!..
Свеча душевная, гори!..
И береги меня собою! | stihi_ru |
ЭКСПРОМТЫ - РЕЦЕНЗИИ - 109
Рецензия на "ретро-концерт" (Антонида Каравай)
обидеть я певцов бы не хотел,
ведь шоу-мир и так довольно шаток:
ребёнок у соседей так ревел,
что выпал хор Турецкого в осадок.
Рецензия на "Я сижу..." (Виктор Боковой40)
химия - такая бяка! -
просто кругом голова:
пью я H2O, однако,
выделяю СО2
Рецензия на "радости жизни" (Антонида Каравай)
стали издеваться предки -
под подушкой есть конфетки,
делят на двоих мою.
пиво их тогда допью.
Рецензия на "не украдут" (Антонида Каравай)
деда стоит попросить -
даст на отсеченье руку,
даст и зубки поносить -
(челюсть собственную) внуку.
Отзыв на произведение: Вымучивайте стихи [Нонна Рыбалко]
в кромешной тьме, во мраке ночи
явилась мысль ко мне, короче,
да только разбудила зря -
хорошая, но не моя. | stihi_ru |
Ненавижу, когда мне лгут,
В глаза рассыпая лесть!
Ненавижу, когда предают!
Ненавижу пустую и злобную месть!
Ненавижу, когда подлость творят,
И когда причиняют боль!
Ненавижу, когда топят щенков и котят!!!
И когда плюют в ответ на любовь!
Ненавижу зло, ненавижу болезни!
Трижды проклят будь чёртов рак!!!
Выжечь его раскалённым железом!!!
Только так... Только так!!!
Ненавижу безжалостный смех,
Пред которым правда бессильна!
Ненавижу жестокую смерть,
Но я верю - она не всесильна!
Ненавижу, когда разрастается гниль,
Как сорняк, как сорняк!
Ненавижу лживую и едкую пыль!
Ненавижу и не могу принять! | stihi_ru |
Любить тебя 10 минут,
Остальные 23:50 ненавидеть до дрожи....
Не замечать кого и куда зовут,
Потому что в мире нас двое, хороший
Мой.... Мы попали в капкан,
В груди у нас кипяток - 212 по Фаренгейту,
Разрывает большой вулкан
Всевозможными красками фейерверков....
А в глазах нестерпимый голод и сожаленье,
Как-то мечатся искорками огни.
Мне тебя не хватает по вторникам, пятницам, воскресеньям
И во все остальные дни....
Но, когда ты со мной, секунды теряют счет,
Не волнует всё, что вокруг творится.
А тебя неистово так влечёт,
Что ты не можешь остановиться,
Не включаешь заднюю передачу,
Признаваясь в безумной, ко мне, любви....
Я ночами горько и тихо плачу
И молю: "Забери меня.... Забери...."
Мы так влипли, слышишь Мы так попали,
Не заметив раньше свои мосты.
А сейчас, хороший мой, мы в опале....
Приходи смотреть, как горят кресты
И страницы мной не написанных книг.
И ещё, давай что нибудь сожжем,
Ведь у нас бушует огонь в груди.
Ты прости меня, слышишь И будь прощен.... | stihi_ru |
Снег. Дырчато-жёлтый.
Обильно утыкан дерьмом.
Снег под моим окном.
Март. Цифрою "Восемь"
Правит над миром бал.
Под моим окном - кал.
Женщины. Ходят направо, налево.
Ходят вообще кругом.
Кал под моим окном.
Прохожий. Принял грамм триста.
Он многое повидал.
Я вижу собачий кал.
Женщины. Лет по пятнадцать
Взросло две держат путь.
Дерьма им не обогнуть.
Женщины. О женщинах было..
Я их на руках бы таскал.
Но взгляд упирается в кал.
Сегодня. Да то-же что раньше.
Какой я оригинал
Да я постоянен как кал.
Завтра. Не знаю что завтра.
Загадывать я бы не стал.
Но точно прибавится кал.
Циники. Тоже ведь люди.
Курят и пьют вино.
А за окном говно. | stihi_ru |
Своё определение разврату
я лично дала, основываясь - увы - не на данных науки,
а на своём простом, народном, так сказать, личном опыте. Я сталкивалась с кое-чем, что лично я для себя называю этим словом - "разврат". Но вот что-то мне подсказывает, что коль скоро психиатрия изучает психику человека, и достаточно давно, то видимо, и мой личный случай для неё - не что-то новое, и он уже давно ею учтён и рассмотрен, проанализирован и систематизирован, наряду со многими другими. Остаётся только скорбить и плакать о том, что у нас законы издают не светочи - специалисты-учёные-профессионалы (в данном случае нужен консилиум психиатров, коль скоро речь идёт о половых, сексуальных преступлениях), а юристы-недоучки и всякие тому подобные бухгалтеры. Последние же, будучи тёмными сами в таких прихотливых и сложных вопросах, и заведомо понимая в них не более домохозяек, лишь грубо манипулируют народными тёмными страстями - ревностью
и ханжеством.
Моё определение простое и предельно демократичное. Оно изначально учитывает право каждого человеческого существа, независимо от возраста и пола, на получение необходимой в его возрасте дозы опиатных веществ, обуславливающих наступление оргазма. Или, проще говоря, "право на оргазм", к чему собственно говоря, в итоге и сводится "сексуальная свобода личности".
Но.
Черту я провожу в совсем другой плоскости, отнюдь не в той, что навязывают обществу депутаты-недоучки. По их версии, на оргазм и вовсе не имеет право колоссальное количество лиц (именно так ведь и получилось в свете последних событий), а вот в какой.
Реальная черта, за которую нельзя переступать (а переступить - значит совершить преступление), находится не в плоскости "можно - нельзя" испытать сексуальное удовлетворение, а в плоскости лишь методов его достижения, которые для одной стороны (полового партнёра) могут очень сильно отличаться от таковых другой стороны, и только в том случае, если эта разность для одной из сторон болезненна и понимание между сторонами не может быть достигнуто. Выявить такой случай может только психиатр, ибо только он знает признаки этого самого "болезненного непонимания".
Ещё раз повторю своё определение разврата:
"Развратить - значит разрушить более сложный сценарий достижения оргазма [другого человека] и навязчиво заменить [заменять] его более примитивным, подогнанным под свою, более примитивную, сексуальность".
В этой связи, мне опять же не видится необходимым введение каких-то новшеств в существующий закон, ибо такое поведение всецело попадает в категорию "насилие, изнасилование". В новых статьях нет ни малейшей необходимости, более того, их существование подозрительно, и это уже не раз доказало появление в нашем обществе средневековой практики "доносов" и заключение в тюрьму невиновных, а так же тех, чья вина не доказана.
Разврат в любом случае носит принудительный, насильственный характер, он подразумевает стремление к сексуальному удовлетворению (что само по себе нормально и похвально), но - увы - такое, которое полностью пренебрегает сценарием достижения оргазма другой стороны (партнёра), психологически ломая его, и навязчиво заменяя другим, своим. | proza_ru |
Когда еврейское казачество восстало
Казакам всем по фейсу перепало
Ведь нету воина храбрей
Чем перепуганный еврей
Дрались казаки наши аки львы
Но плетки им увы не помогли
Короче ребята -- бузи, не бузи
У евреев в руках не плетки -- УЗИ
Которые они в Военторге купили
И этим никого не удивили
А если кто еще с вас не знают
Евреи УЗИ вместо плетки таскают
Прочу учесть важный момент
В израильском Военторге - ассортимент
Для полной ясности и маслом картины
В ихнем Военторге есть Джавелины
На танках с шашками от них отбиваться
Все равно евреи дадут просраться
Настали дни для казаков не сладки
Пришлось намазать салом пятки
Так что получили казаки отлуп
Против еврейского наш казак -- курощуп
Мы-то думали, что у них лишь ребячество
А исконное еврейское оказалось казачество
А почему евреи так сильны в драке
Американские финансируют евреев казаки
И я вам скажу не голословно
Евреи они все почти поголовно
По нациям глупо казаков делить
Еврейский казак может то подтвердить
В СЕТИ ПОЯВИЛАСЬ ИНТЕРЕСНАЯ ИНФОРМАЦИЯ О НОВОМ ГЛАВЕ ЛУГАНСКОЙ ОБЛАСТИ
Новый глава Луганской области Юрий Гарбуз являлся активным сторонником возрождения российского казачество, которые в 2014 году как раз и выступили на стороне российских оккупантов.
Об этом сообщает ONLINE.UA со ссылкой на страницу ЕвроМайдана в Facebook. Вот за 2009 год: "В Покрова на въезде в поселок Меловое появилась новая часовня, построенная исконным методом народной стройки.
Она не случайно расположилась рядом с областным конным театром. Его создатель, нынче председатель Марковского райсовета Юрий Гарбуз, настоящий казак. И для него Покрова Пресвятой Богородицы, главной заступницы казаков,-- один из самых важных праздников в году, а православная вера -- священная жизненная основа.
"Покрова Богородицы в Луганской области -- Церковь нужна для души. Что мы без веры.." -- говорил он. Кстати, по его мнению, называть Покрова праздником украинского казачества -- неправильно. "У всех казаков -- донских, запорожских, терских, зауральских и прочих -- одного цвета знамя, одна молитва. И делить казачество по цветам и нациям -- занятие глупое", -- добавил Гарбуз. | stihi_ru |
Наступила осень, круговерть листвы,
Небо потускнело, оно ждёт зимы.
Снова жизнь играет мною, как листом,
И душа страдает в думах не о том.
Не о том, что лето или снег зимы,
А о том, что снова не в "порядке" ты.
Ты не ждал несчастья, рвался всё вперёд,
Вот и не заметил, что ступил на лёд!
Скользко, неуютно, некуда идти,
А уж поскользнёшься, то не встанешь ты!
1991 | proza_ru |
Муза,тихо,взошла у меня за спиной,
Я,вначале,чуть вздрог,от испуга,
Но бумагу,я взял, из гуся перо- взял,
И стихи полилисьн без .
Так стояла всю ночь, за вспотевшей спиной,
Лист бумажный рождМуза,тихо,взошла у меня за спиной,
Я,вначале,чуть вздрог,от испуга,
Но бумагу,я взял, из гуся перо- взял,
И стихи полились без потуги.
Так стояла всю ночь, за вспотевшей спиной,
Лист бумажный рождал стих-творенье,
Но, потом,чуть вздохнув,прикоснулась со мной,
И пропала,уйдя- в навожденье.
Я усталый, сразмаху, упал на кровать,
Муза, словно крылатое счастье,
И полились, стихи после, вдоль и вспять,
Дальше,шире и в многогласье
.
Я усталый, сразмаху, упал на кровать,
Муза, словно крылатое счастье,
И полились, стихи после, вдоль и вспять,
Дальше,шире и в многогласье | stihi_ru |
Наше время измеряется количеством слов.
Наша жизнь всего лишь присказка к новой главе.
И однажды наша встреча станет главным из снов.
Мы увидим его вместе, на одной простыне.
И когда наступит вечность, я возьму только миг.
Если в нем твои глаза горят волшебным огнем.
Если в нем твоя ладонь зажата в пальцах моих.
Мы продлим его в дорогу, по которой пойдем.
Не воздвигнуты те стены, чтоб тебе дать запрет,
Жемчуга со всей вселенной не возьму, не беда.
Твой ответ дороже тысячи забытых планет,
Нам достаточно одной, когда ты скажешь мне "ДА".
И пусть скажут "Сумасшедшие! Губители тайн
Разве можно, взявшись за руки, по небу уплыть"
Мы добавили друг друга в свой сердечный "онлайн",
И пробили статус "вместе", что нельзя удалить.
2013 г. | stihi_ru |
Для меня ты лучше всех на свете
Для меня ты ангел неземной
Ты одна на всем на белом свете
Радуешь своею красотой
Глаз твоих чарующие взгляды
Никогда я выдержать не мог
Одеваясь в пышные наряды
Ты танцуешь прелесть знает бог
Ведь не зря потратила ты годы
Музе танца душу отдая
Долго в море утекали воды
Тихое безмолвие храня
Годы шли и вот ты взрослой стала
И тебе уже шестнадцать лет
В жизни ты добилась ведь не мало
Не померкнет никогда твой свет
Будешь ты светить звездою яркой
В путь к вершинам взор свой устремля
Ты добьешься то чего желала
Этого тебе желаю я... | stihi_ru |
"МОИ УНИВЕРСИТЕТЫ"
(о памятном и забавном из студенческих лет)
В Смольный с кратким визитом
Поздней осенью 1975 года я впервые приехал в Ленинград, в город, как тогда говорили, трёх революций. Я только что демобилизовался из армии и, чтобы не терять время, решил поступить на рабфак -- подготовительное отделение Ленинградского университета. Этот солидный вуз я выбрал исключительно потому, что там, на географическом факультете, уже учился мой школьный товарищ Сергей Легкобитов. Он и наставлял меня в письмах, уверяя, что поступить на рабфак не составит большого труда -- главное иметь направление из воинской части. Я же в свою очередь уговорил поехать со мной лучшего моего школьного друга Андрея Муратова.
И вот мы, два наивных 20-летних юнца, приехали в Ленинград из курортного Пятигорска, -- не самой глухой провинции, а потому держались вполне нахально. На самом же деле, кроме излишнего гонора, мы имели на своих плечах лишь два наспех сшитых аляповатых костюма да ещё пару вычурных галстуков на тонковатых шеях.
Узкий торец университетского здания, выходивший на Большую Неву, показался нам маловыразительным. Это потом мы узнали, что здание Двенадцати Коллегий -- одно из немногих капитальных построек, сохранившееся в городе со времен Петра -- основателя города. Впрочем, внутренний "стомильный" коридор с застеклёнными книжными шкафами вдоль стен поразил нас с первого взгляда. Подобный интерьер уже вполне соответствовал храму науки. Тем более, что начинался коридор с большой картины в золочёной раме, изображавшей молодого Владимира Ульянова в момент сдачи экзаменов по юридической части.
В одном из боковых карманов мы отыскали деканат геологического факультета. Там мы справились о порядке зачисления на подготовительное отделение, а заодно поинтересовались, где находится географический факультет. Мы собирались навестить нашего одноклассника Легкобитова, обещавшего подыскать нам жильё.
-- Географический факультет Вам надо проехать в Смольный, -- объяснила молодая секретарша.
-- В Смольный -- удивились мы, ибо полагали, что в Смольном, Штабе Революции, до сих пор находится что-то сугубо партийное, чуть ли не областной комитет.
-- Ну да, в Смольный, -- уверенно подтвердила секретарша. -- Езжайте на Невский проспект, садитесь там на 6-й автобус и доедете до самого места.
Мы добрались указанным путем до Смольного института, узнав историческое здание издалека, как только автобус выехал на широкую площадь. Пройдя сквозь каменные пилоны, приблизились к парадному фасаду. Оказалось, что здание отделено от примыкающего сквера кованой железной оградой. У распахнутой широкой калитки прохаживался милиционер. Перед оградой толпилась стайка экскурсантов, и женщина-гид увлечённо вещала о давних революционных днях, указывая на памятник Ленину за железной оградой.
"Странно, -- удивились мы, -- чего же они за ограду не заходят"
Мы прошли уверенным шагом в калитку, приветливо кивнув милиционеру. Тот косо нас оглядел, но пропустил, ничего не сказав. Мы обогнули ленинский постамент, поднялись по широкой каменной лестнице и толкнули высокую деревянную дверь. Она поддалась с трудом, так как представляла собой тяжёлый четверной турникет. Вывалившись в просторный холл, мы даже не успели оглядеться, как к нам обратился "швейцар" -- военный капитан с синими петлицами на мундире.
-- Вы к кому, молодые люди
-- А где тут это... географический факультет -- запинаясь, спросил я.
Еще до капитанского ответа, я уже понял, как мы сглупили. Здесь явно никакой не вуз, а высокое руководящее учреждение. Вверх уходила широкая лестница, устланная красным ковром, а справа от двери располагался большой стол с несколькими телефонными аппаратами. Из-за него и встал, заступив нам дорогу, малорослый капитан с гладко зачесанными назад волосами. Его синие петлицы -- конечно, гэбистские, их я лицезрел впервые, но знал по рассказам.
-- Географический факультет -- переспросил с лёгкой улыбкой капитан. -- Вам нужно выйти на площадь, повернуть направо, миновать церковный собор, а там спросите и вам подскажут. Видя нашу растерянность, он добавил: -- Это не далеко, вы не заблудитесь.
-- Спасибо! -- сконфуженно поблагодарили мы.
Географический факультет мы действительно нашли за Смольненским собором, он помещался тогда, если не ошибаюсь, в здании бывшего монастыря.
Второй раз в Смольный я попал только 32 года спустя, когда группе сотрудников Полярной экспедиции, в том числе и мне, вручали государственные награды в историческом двухсветном Актовом зале.
Рабфак -- это звучит здорово!
Подготовительное отделение Ленинградского университета на студенческом сленге 1970-х годов именовалось рабфаком, то есть рабочим факультетом. Этот вид обучения существовал в Советской стране в 1920--1930-х годах для подготовки рабочей и крестьянской молодёжи к поступлению в вузы. Подготовительные отделения 1970-х годов занималось, по сути, тем же: в течение одного учебного года будущие студенты проходили ускоренный школьный курс по предметам, являвшимися экзаменационными на выбранных ими факультетах. Для поступления на современный рабфак уже не требовалось рабоче-крестьянского происхождения, но два условия соблюдались строго: стаж работы не менее 2-х лет (в том числе служба в армии) и направление от рабочего коллектива или воинской части при сугубо положительной характеристике.
На подготовительное отделение геологического факультета ЛГУ осенью 1975 года поступали в основном парни, только что отслужившие в армии. Именно "дембеля" составляли основной контингент рабфаковцев на всех факультетах. В число таковых входил и я, демобилизованный за месяц до поступления. Кроме помянутых выше условий, для зачисления на рабфак требовалось пройти некое собеседование. О чём на месте мы с сокрушением узнали, что собеседование в реальности включало два настоящих письменных экзамена: по математике и русскому языку вкупе с литературой (сочинение).
-- Как же так -- спрашивали мы в приёмной комиссии, -- какие экзамены В условиях приёма стоит только "собеседование". Мы же совершенно не готовились. Да и когда -- только что все из армии.
-- Не волнуйтесь, -- успокаивали нас члены комиссии, -- это ведь не экзамены, а маленькая проверка ваших знаний. А потом обязательно будет собеседование. С каждым из вас комиссия поговорит лично и обстоятельно. И уже по результатам собеседования, -- тут они доверительно понижали голос, -- мы можем принять даже тех, кто получит на письменной проверке неважные оценки. Так что главное -- это собеседование.
-- То есть, можно поступить даже с двойками
-- Можно, но лучше иметь более высокие оценки. Это совсем не помешает.
Конечно, мы, недавние солдаты и сержанты, мало что помнили из школьного курса.
Например, в задании по математике, в одном из уравнений фигурировали действия с обыкновенными дробями, кои за 2 армейских года у меня совсем выветрились из головы. Я восстанавливал их на пальцах, манипулируя с простейшими дробями типа 1/2 и 1/4, зная, что в сумме должно получиться 3/4, а в разности 1/4.
На сочинении никто, разумеется, не брался писать на литературные темы, а все раскрывали тему свободную, звучавшую возвышенно оптимистически: "Почему я решил стать геологом" Тут уж все старались так, что только перья трещали. Тем не менее, редко кто получал за свой крик души выше тройки, в том числе и автор этих строк.
После собеседования из 42-х претендентов были зачислены в учебную группу 25 человек, в числе которых действительно оказалась парочка ребят, получивших двойки по одному из экзаменов. Я же прошёл довольно легко, так как за моими плечами, кроме средней школы, имелся один курс геологоразведочного техникума, оконченный с неплохими результатами.
Занятия на рабфаке обычно начинались с 1 декабря и завершались в середине лета выпускными экзаменами, являвшимися одновременно вступительными ЛГУ. Сдать их требовалось не ниже чем на "удовлетворительно", после чего счастливый рабфаковец автоматически зачислялся на избранный факультет без всякого конкурса. Таким путём наше социалистическое государство пыталось в 1970-х годах укреплять свежими кадрами "идеологически разболтанную" интеллигентскую прослойку.
Более того, уже в ходе зачисления неожиданно поступило указание набрать на журналистский факультет не одну группу, как обычно, а две. Абитуриентов не хватало, и по учебным группам других факультетов распространили объявление: все желающие могут переписаться на журналистский факультет, пройдя ещё одно собеседование. По-видимому, действующие работники советской печати вызывали у правящих органов наибольшую аллергию, почему они и решили укреплять прессу удвоенным темпом. Многих соблазнила такая приманка, и даже я с трудом удержался от творческого порыва. Но потом всё же решил, что геологический хлеб более верный, чем журналистский.
Ещё до 1 декабря всех зачисленных студентов рабфака (несколько сотен человек, в основном, приезжих) обещали поселить в новом общежитии 13, которое достраивалось в Петергофе. Как водится, строители не уложились в сроки, и начало занятий перенесли на 15 декабря, а потом и вовсе на 2 января. Только в первые январские дни мы стали жильцами нового общежития квартирного типа -- 16-этажной кирпичной высотки на самой окраине Старого Петергофа.
Мы сами убирали от строительного мусора помещения, сами докрашивали окна, сами отважно мылись 2 месяца холодной водой и почти полгода бодро взбегали по лестницам на верхние этажи из-за задержек с запуском лифта. Но зато мы учились на рабфаке с верной перспективой успешного поступления на избранные факультеты. Впереди лучезарно маячили целых 5 лет интересной жизни и учёбы в городе на Неве, в стенах одного из лучших университетов страны. Эти 5 будущих лет мы заранее относили к самым лучшим и самым счастливым годам своей жизни.
Занятия проводились там же, в Петергофе, в аудиториях недавно отстроенного физического факультета ЛГУ. Лекции и семинары проводились регулярно по 6 дней в неделю и занимали каждодневно по 7, а то 8 напряжённых часов. Нам преподавали основные экзаменационные предметы: математику, физику, химию, иностранный и русский языки вкупе с отечественной литературой.
Знания по названным предметам мы имели самые поверхностные, что наши преподаватели легко нам доказали в первые же дни. Мне помнится, что на первом проверочном диктанте из 25-ти человек только две девушки получили тройки с минусом, а остальные из группы -- двойки, единицы и даже нули. Немногим лучше обстояло дело и по другим предметам. Соответственно, нас учили и жучили без всяких поблажек. А когда мы жаловались на обилие домашних заданий и нехватку времени, нам резонно отвечали: вы пришли учиться в Ленинградский университет и надо соответствовать уровню.
Да, мы хотели соответствовать планке, чтобы обрести самую земную и самую романтическую из профессий, а потому мы очень старались. Хотя приходилось трудно во все 7 месяцев рабфаковской учёбы. Так, по физике, которую читали ежедневно, нам задавали на дом по 10-ти -- 12-ти задач кряду. И каждое утро наш физик по прозвищу "Борода" опрашивал по списку, сколько задач удалось решить. Наиболее трудные задачи разбирались на доске. Лишь пару раз наш моложавый и бородатый физик прошёлся с ухмылкой вдоль столов, чтобы сверить заявленное с наличным. И многим пришлось краснеть, объясняя, что они совершенно случайно просчитались, выдав 8 решённых задач за 11.
По русскому языку мы чуть ли не ежедневно писали диктанты, а уж сочинения строчили каждую неделю, опять-таки в качестве домашних заданий. И так набили на этом руку, что раскрывали успешно любые темы: о Катерине -- светлом фонарике в тёмном царстве, нигилисте Базарове или там о Давыдове с Нагульным, дорогих сердцу писателя Шолохова хуторских коммунистах. Мы научились разбираться не только в простых грамматических правилах, но даже имели смутное представление о непродуктивных суффиксах с затемнённым смыслом и что-то такое слышали об омонимах вкупе с оксюмороном.
А ведь была ещё химия и полный курс алгебры с тригонометрией.
В общем, мы учились столь напряжённо, что в Ленинград, который притягивал нас, как магнит, выезжали только по субботам, да и то после занятий. Отгуляв в городе по музеям, кино и паркам, мы возвращались за полночь и отсыпались до воскресного пустого обеда. Затем отправлялись по магазинам для недельных закупок, если, конечно, имелись финансы. Ближе к вечеру садились за домашние задания, которые на выходные задавались с избытком.
Со мной в комнате жил мой земляк и хороший товарищ Валерка Антонов. Он служил во внутренних войсках, охранял лагерную зону, а потом отработал год на стройке монтажником. Прямо за нашим окном строители возводили новую кирпичную высотку, 2-й корпус нашего общежития. Глядя, как работяги копошатся у стен, Валерка приговаривал: "Н-е-е-т! Уж лучше я буду голову ломать и решать по 10--12 задач кряду, чем стоять там, на верхотуре, на зимнем холоде и ветру".
Вывод как будто правильный, но неверный. Пройдет 6--7 лет, и мы поймём, что работа головой -- самая трудная работа. Любой из моих коллег согласится, что сочинение геологических отчётов с доказательным изложением всех разноплановых результатов -- есть занятие более трудное, чем полевые маршруты. Более трудное и менее оплачиваемое. Не зря все геологи так стремятся уехать в поля и так неохотно остаются за камеральным столом. Многие так и считают: чем ломать голову -- лучше уж бить ноги.
Мы продолжали учиться до середины лета.
Большинство выдержало учебные испытания. Из 25-ти человек к выпускному и одновременно вступительному экзамену дошли 19. Успешно сдали экзамены 17 человек, включая 2-х девушек. И какой был выпускной вечер! -- самый, наверное, счастливый из всех наших выпускных вечеров. Тем более счастливый, что к нашей радости примешивалась нотка печали: на нем присутствовали многие наши товарищи, срезавшиеся на последнем этапе. А ещё мы понимали, что никогда больше не соберёмся вместе, всем выпуском большого рабфака, в нашем Петергофе, в нашем "Царском лицее".
Наша рабфаковская группа, пришедшая на геологический факультет, задавала тон не только в студенческой жизни, что было ожидаемо, но и в учёбе, чего не случалось ни до, ни после. Из 17-ти человек нашей группы успешно окончили геологический факультет 12, включая одну девушку. 11 выпускников ушли прямиком геологию и, думаю, не оставили бы эту стезю, если бы не распад страны и геологической отрасли. Но все же половина из когорты рабфаковцев, включая меня, осталась своей профессии верна.
Те 5 студенческих лет, априори записанные нами в самые лучшие и счастливые годы, оказались действительно таковыми. Они мыслились, конечно, как холостое и безмятежное время со всеми присущими тому периоду благами. В самом начале пути, в первые месяцы рабфака, мы все искренне уверяли друг друга, что, конечно же, так и будет: на 1-м месте учёба, на 2-м -- полевые сезоны и только на 3-м -- красивые девушки.
Жизнь внесла существенные коррективы. Практически все наши бывшие "дембеля" и рабфаковцы, не имевшие в столичном городе ни кола, ни двора, быстро и счастливо переженились. Первым покинул холостяцкий круг мой сокоешник по общежитию Валерка Антонов: он женился в августе 1976-го, сразу после рабфаковских экзаменов. Вторым -- наш общий приятель по общежитию Николай Алексашин -- в январе 1977-го, едва сдав свою первую сессию. Третьим женился я -- в самом начале 2-го курса. А дальше пошло-поехало. К 5-му курсу переженились все, за одним, кажется, исключением.
Наши студенческие браки оказались в большинстве своём долгими и счастливыми.
Значит, судьба нас вела по истинному пути.
А рабфак -- действительно звучит молодо, гордо и здорово!
На метле
В наши студенческие годы одним из популярных анекдотов на тему учёбы являлся следующий. Студент просит маститого профессора принять у него экзамен с положительной оценкой, ибо в противном случае он, студент, лишится стипендии. А жить ему без стипендии -- всё равно, что маститому профессору проживать на одну стипендию.
Впрочем, и на одну "степуху" даже самому экономному студенту удавалось прожить не более 2-х недель. Конечно, помогали родители, но и этого не всегда хватало, особенно, если отважный студент женился, -- разумеется, по самой возвышенной любви и с самыми серьёзными последствиями -- зарождением чад. В числе отважных оказался и я, причем моя женитьба пришлась на самое начало 2-го курса, наиболее тяжкого и сложного в учебном плане. Если в технических вузах бытовала поговорка "Сдал сопромат -- можешь жениться!", то у нас на факультете она звучала иначе: "Сдал минералку -- можешь жениться!".
Я с присущим возрасту легкомыслием этой поговорке не внял и женился, прослушав лишь первую вводную лекцию по минералогии. Впрочем, никогда не жалел о своем шаге, ибо всё, что ни делается из разряда человеческих поступков -- делается к лучшему. Однако материальный вопрос, бывший и раньше в числе злободневных, встал теперь с особенной остротой и в известной форме: где можно легально подработать без отрыва от учёбы Для непосвященных следует сказать: вечерние и заочные формы обучения на геологическом факультете отсутствовали.
Студенческий фольклор культивировал целый набор различных способов подработки -- достаточно денежных, но при этом мало обременительных. Как то: ночные сторожа в архивах и музеях, где можно спать напропалую; служители зоопарка, имеющие солидный приварок за счёт корма животных (фрукты, овощи, мясо); контролёры в общественном транспорте с бесплатным проездом по всему городу, и некоторые другие в том же роде. Многие студенты подрабатывали статистами на "Ленфильме". Платили там очень неплохо: от 3-х до 5-ти рублей в день, но этот день начинался с утра и длился по 8, а то и по 10 часов подряд, ибо съёмки -- дело не быстрое. Это означало прогул занятий, да и статисты на киностудии требовались далеко не всегда.
Лучшей же синекурой, согласно фольклору, считалась следующая: замер уровня Невы по футштоку, расположенному близ Горного института. Мол, надо снимать там отсчёт единожды в сутки и только в периоды наводнений -- чаще. Платят за эту работу полноценный оклад в 60 рублей. Работает там, конечно, некий удачливый горняк-студент, а когда выпускается, то передает должность своему товарищу из младшего курса. Причём даже такую легковесную работу эти заевшиеся горняки норовят свести к минимуму: снимают отсчёты не регулярно, а в журнал записывают средние значения. И вроде бы, кого-то на этом поймали и с позором изгнали.
Самой же распространённой подработкой являлось на деле обычное дворничество. Работа довольно тяжёлая и пыльная, но зато со служебным жильём -- какой-нибудь сырой комнаткой в полуподвале. И хотя дворников в старых кварталах всегда не хватало, студентов брали не очень охотно, ибо работали они зачастую спустя рукава, а за жилплощадь держались зубами -- попробуй их высели.
Вот и мне, как семейному, требовалось свое жильё, а потому ничего не оставалось, как пойти в дворники. После двухмесячных утомительных поисков, в самом конце декабря 1978 года, удалось мне устроиться в жилконтору на улице Лизы Чайкиной, бывшей Гулярной, что на Петроградской стороне.
Меня брали с условием, что я буду оформлен по всем правилам, то есть с записью в трудовой книжке. Мол, если что -- выгонят по статье, о чём и в книжку запишут. Трудовая книжка у меня была, и, делать нечего, я согласился. Техник-смотритель свела меня к Анне, к старшему дворнику, и мы вместе обошли выделенный мне участок. На работу мне предлагалось выйти с 30 декабря, но я с техником договорился, что выйду со 2 января, так как мне следовало ещё перебраться на новое место жительства и обустроиться.
Мне выделили 10-метровую комнатку в служебной квартире на первом этаже, всеми окнами выходившей на тёмный, застроенный двор. Там уже проживали плотник с женой и малярша с мужем да малым ребенком. Из мебели, при помощи друзей и соседей, удалось подыскать старенький раскладной диван, пару расшатанных табуреток и небольшую лакированную этажерку, которая нам заменяла стол.
Ах, как мы были рады с женой первому своему жилью!
Когда же 2 января я вышел на рабочий участок, то с удивлением узнал: я уже 2 дня как я уволен! Суровая начальница жилконторы, не обнаружив никого на участке 30 декабря, распорядилась тут же изгнать меня за прогул. И лишь потом, после Нового года, ей объяснили, в чём дело. Так в моей трудовой книжке появилось сразу три записи, последовательно внесённые очень крупным и малоразборчивым почерком: о приёме меня на работу 29 декабря, об увольнении за прогул 30 декабря и о приёме на ту же работу со 2 января.
В многотрудные обязанности дворника в те времена входило следующее: уборка панелей (тротуаров) и дворов на закрёпленном участке -- утром и вечером; сбор пищевых отходов на лестничных площадках -- ежеутренне; уборка подъездов и лестничных клеток -- ежедневно; дежурство на пункте сбора и вывоза мусора -- еженедельно; мытье лестничных клеток -- ежемесячно; мытье стен и окон -- два раза в год; участие в очистке крыш от сосулек и снега -- по необходимости; соучастие в ловле бродячих животных и травле крыс -- по заявкам жильцов. А также: обход квартир должников, разнос судебных и прочих повесток; вывешивание государственных флагов и дежурство на участке в праздничные дни; содействие участковому в поддержании общественного порядка; присутствие в качестве понятых при кражах, смертях, обысках и арестах; и проч. и проч.
За всё про всё усердному работнику метлы и лопаты выплачивался со стандартного участка минимально возможный тогда оклад, а именно: 62 рубля 50 копеек; еще 5--7 рублей доплачивали за сбор пищевых отходов. Сверх того, с конторского плеча выдавались брезентовый фартук, рабочие рукавицы, хозяйственное мыло, рабочая куртка и зимний ватник. Суммарно -- совершенно не адекватная плата за ежедневную тяжёлую и грязную мороку.
Однако всё искупалось служебным жильём, из-за которого и шли "студеры" в дворники, а более всего -- так называемые "лимитчики", приехавшие в город из иных мест. "Лимите" после 10-ти лет безупречной работы давали постоянную прописку и ставили на общегородскую жилую очередь, которая подходила в лучшем случае ещё лет через 10.
Конечно, не все из перечисленных выше обязанностей исполнялись с должным качеством и регулярностью. Но самое малое -- час утром и час-другой вечером приходилось отдавать работе каждодневно. Плюс по выходным основательно подчищать участок и подъезды в закреплённых домах. А если ночью выпадал снег или наступала внезапная оттепель -- приходилось жертвовать учебными лекциями и возиться на участке сколько потребуется.
Вот так, худо-бедно, отработал я "младшим дворником" 4 года с перерывами на летнюю геологическую практику. Не только отработал, но и своих друзей-рабфаковцев пристраивал по возможности на освободившиеся участки. На моём же попечении состоял 3 года большой угловой дом на пересечении улиц Большой Пушкарской и Лизы Чайкиной. Все жильцы знали меня в лицо и большинство приветливо здоровались. А один из них, Юрий Сергеевич Кучиев, -- капитан легендарной "Арктики" -- непременно за руку:
-- Здравствуй, хозяин!
-- Почему, хозяин -- возражал поначалу я.
-- Конечно, хозяин! Весь дом на тебе.
Совсем недавно, 1977-м году, он первым в истории привёл свой атомный ледокол на Северный полюс. Я как-то не удержался и спросил:
-- А на полюс вы больше не собираетесь
-- Да я бы рад, но и другим надо дать дорогу, -- ответил 60-летний капитан. -- Вот ты, небось, тоже туда планируешь
-- Планирую! -- подыграл я, хотя всерьёз об этом ещё не задумывался.
"А что Когда-нибудь и я там побываю!" -- загадал я, и это желание исполнилось ровно через 30 лет после кучиевского похода.
Пока я чувствовал себя если коренным, то законным жителем Петроградской стороны. Каждый день я вставал в 6 часов утра и за час--полтора приводил участок в порядок. Затем завтракал и уезжал на автобусе в университет. Обратно возвращался пешком, а зимой нередко по льду замёрзшей Невы, сокращая путь. Ранним вечером, если не требовалось убирать участок, непременно гулял с малолетней дочкой по ближайшим окрестностям.
Основных прогулочных маршрутов насчитывалось три: сквер имени Горького (ныне Александровский), городской зоопарк (бывший Зверинец) и Петропавловская крепость (со времён Петра). Поэтому, когда жена спрашивала, куда мы сегодня ходили, я обычно отвечал, перефразируя Пушкина: "Слегка за шалости бранил и в зоопарк гулять водил", или же иные варианты: "в Петропавловку", "в ближний сквер"...
В моей дворницкой кладовке, помимо скребков, совков и лопат, хранились раритеты прошлой ленинградской жизни, вынесенные жильцами на помойку: черная радиотарелка времён блокады, переносной патефон с набором пластинок, первый советский телевизор с водяной линзой, бордовый том "Истории ВКП(б)" за 1938 год, краткая биография И.Ф. Сталина за 1947 год, пожелтелые номера газет, посвящённые сталинской смерти, первым стартам советских космонавтов и проч. К сожалению, большинство раритетов пришлось оставить, когда я навсегда распрощался с дворницким фартуком, ибо в новом малогабаритном жилье для них не нашлось места.
Позднее, бывая изредка в тех краях, я заворачивал на свой бывший участок и проходил под окнами своей небольшой комнатки, куда солнце в ясную погоду заглядывало на 16 минут в день. Однажды я привёл туда дочку, спустя 10 лет после описываемых событий. И хотя на момент отъезда ей было 4 года, она ничегошеньки не помнила и ничего не узнала.
У меня же от былых занятий сохранились иронические стихи, сочинённые под шарканье метлы в один из зимних дней:
* * *
Нет никакого от снега спасенья!
На магистрали, ранее торные,
выходит народишко, злой и непесенный --
дворники!
Мы -- санитары двора и панели.
Мы -- не рабы, не гуляки в шелках.
Сметаем с панелей клочья метелей,
только ветер свистит по швам!
шаг -- ш-шах! Шаг -- ш-шах!
-- Ах!
В прах
чулочки ваши!
-- Извините, мы пашем,
наше -- вашим.
Шаг -- ш-шах! Шаг -- ш-шах!
-- Ай, погодка! Ну, хороша!
-- Ша, восторженная душа!
Чем языком шуршать --
попробуй лопатой пошуровать!
-- Ать
-- ...мать!
Благодать!
Размашисто и с вывертом,
за туфельки, за шиворот,
на площади, на садики,
на бронзового всадника,
белее щёк покойника
и пены из подойника,
затмив брильянтный блеск,
летит бильярдный снег!
Сдадим и пересдадим!
В 1970-е годы на геологическом факультете ЛГУ в среде студентов наиболее трудным почитался 2-й курс. Кроме серьёзных общеобразовательных предметов, вроде курса общей физики, неорганической химии, политэкономии, иностранного языка, читались основополагающие курсы по геофизике, минералогии, геохимии, кристаллографии, геологическому картированию и ряд других.
Особенно трудно давалась всем минералогия, так как требовала не только понимания, но и заучивания разветвлённой классификации минералов, их природы и свойств, запоминания сложных структурно-химических формул и распознавания минералов в образцах на практических занятиях.
К слову говоря, даже в гимне геологического факультета, сочинённом студентами в середине 1960-х годов, оплакивается студент, угробивший жизнь на преодолении курса минералогии. Привожу наиболее распространенный вариант песни, ныне уже подзабытый даже в среде бывших выпускников славного геофака:
* * *
Он жил недолго и прожил так мало!
Навеки труп его в земной коре зарыт.
Ему составили венок из минералов, -- самоцветов! --
И на могилу водрузили пегматит.
Кругом лежат убогие кретины,
Качается кривой луны сегмент,
И возвышается над кладбищем старинным, -- у часовни! --
Триклинной сингонии монумент.
В тот вечер дул холодный сильный ветер,
За катафалком любопытные ползли.
И перед гробом на украшенном лафете, -- с караулом! --
Зачётку его синюю везли.
А позади, забыв его прогулы,
влача стопы тяжёлые, как дробь,
Понурившись, передвигались Булах, -- с Серпентином! --
Таща опалесцирующий гроб.
Большую речь над ним прочёл проректор, -- Барабанов! --
Восторженно народ рукоплескал,
И бросил вниз Сан Саныч Кухаренко, -- профессор, --
Большую горсть кварцитного песка.
И вдалеке натружено и грубо,
Над светлым миром рюмочных и бань,
Взревели кимберлитовые трубы, -- органом! --
И застучал тревожно барабан.
Прощай наш друг!
Тебе свои просторы
Земные недра щедро распахнут.
Твои останки минеральные растворы, -- гидротермы! --
По всей планете нашей разнесут.
Ты станешь минеральным компонентом,
Тем самым, от которого зачах.
И будут в будущем несчастные студенты, -- дармоеды! --
Твой блеск и твою спайность изучать!
--
Небольшие пояснения. Булах и Серпентин (Иванов) -- преподаватели кафедры минералогии, Кухаренко -- профессор означенной кафедры, а Барабанов -- проректор, что -- ясно и так. Из сборника "Санкт-Петербургъ. Государственный университет. Геологический факультет" (2007) явствует, что начальный вариант песни написан студентами выпуска 1969 года Константином Степановым (стихи) и Юрием Кондаковым (музыка).
Кафедра минералогии -- старейшая в университете: основана в профессором Иностранцевым в 1819 году и до сих пор находится на своем историческом месте, занимая 2-й и 3-й этаж невского торца здания Двенадцати коллегий. Рядом с мемориальной кафедрой располагается парадный Петровский зал, а за ним и тянется тот знаменитый "стомильный коридор", уставленный вдоль стен шкафами с тяжёлыми фолиантами и бюстами известных универсантов в простенках. У дверей и лестниц в полукруглых нишах нишах -- ростовые статуи основателей и учёных мэтров, начиная с Петра 1-го и кончая академиком Сахаровым.
В первой половине коридора, считая от Невы -- епархия Геологического факультета, во второй половине -- биолого-почвенного, когда-то составлявшего с первым одно целое. В дальнем торце -- вход в главную Университетскую библиотеку имени Горького. Такова была диспозиция в 1940-х -- 2010-х годах с неумолимым трендом сокращения, выдавливания и полного изгнания геологического факультета из здания Двенадцати Коллегий. Знающие люди поясняют: высоколобому ректорату не хватает посадочных мест.
Исторический "стомильный коридор" -- наша Альма Матер"; там располагались наши аудитории, наши кафедры, наш студенческий деканат во главе с Игорем Васильевичем Булдаковым, тогда еще заместителем декана. В перерывах между лекциями коридор наполнялся оживлённым броуновским движением и молодым гулом вольных студентов и студенток, выскочивших хлебнуть свежего сигаретного дым. Между ними терпеливо пробирались преподаватели. В яркий безоблачный день вся картина хаотичного учебного процесса щедро освещалась космическим светом звезды по имени Солнце. Жизнь щедро била ключом, и каждый студент был уверен, что золотой ключик знаний у него уже, считай в кармане.
Однако вернемся к минералогии -- фундаментальной основе геологических знаний.
Вводную лекцию по минералогии читал нам профессор Кухаренко, а годовой курс начитывал доцент Ильинский. Параллельно с теорией шли практические занятия на кафедре минералогии. Там имелась своя система зачётов в форме заполнения специальных карточек по типу сдачи экзаменов по правилам дорожного движения в ГАИ.
Подобная система принята сейчас для сдачи единых выпускных экзаменов в школе (ЕГ) и подвергается негодующей критике. Не знаю, как ЕГ, но зачёты по минералке, как и экзамены в ГАИ, я сдавал по карточкам, и утверждаю на собственном опыте: такая форма проверки знаний несомненно объективна, и на фу-фу её не проскочишь. По минералогии каждый студент обязан был сдать 10--12 карточных зачётов за курс, затем получить отдельный зачёт по практическому определению минералов в образцах и, только пройдя эти препоны, он допускался к годовому экзамену.
Экзаменационная сессия -- эпохальное время для каждого студента, чреватое, в потенции, большими и даже судьбоносными следствиями, как то: потерей "степухи", наращиванием "хвостов", отчислением из вуза и, наиболее грозным, -- призывом на военную службу. Зато каждая удачно пройденная экзаменационная кампания наделяла студента неистребимым оптимизмом, по крайней мере, на следующие полгода.
В те застойные времена все средства массовой информации дудели наигранно в одну пропагандистскую дуду, призывая верить безоглядно партии и самоотверженно трудиться. На самых видных местах, вместо теперешней надоевшей рекламы, красовались не менее назойливые призывы и лозунги: "Планы партии -- планы народа!", "Решения съезда -- в жизнь!", "Пятилетка -- год решающий!", "Выполним и перевыполним..!"
Что касается студентов, то у нас была своя учебная пятилетка, а к очередной экзаменационной сессии становился популярным лозунг: "Сдадим и пересдадим!"
Экзамены по минералогии мы сдавали в аудитории 44, имевшей сразу два входа и выхода: один с общего коридора, а другой из недр кафедры минералогии. Обменяв зачётные книжки на экзаменационные билеты, студенты рассаживались по столам для подготовки ответов и сталкивались с первым неприятным открытием. Столы были коварно развернуты глухой стороной к сидящим, так что коленки упирались в глухую вертикальную стенку. Это означало, что под столешницами никаких учебников, тетрадей и других вспомогательных материалов укрыть было нельзя.
Но вот экзаменатор вышел в дверь, ведущую на кафедру, и все студенты тут же достали свои шпаргалки и разложили на коленях. Однако буквально через 5 минут экзаменатор вдруг возникал в аудитории из другой двери, что располагалась за спинами сидящих. С иезуитской улыбкой, проходя вдоль столов, он деловито реквизировал с открытых колен все, так сказать, средства индивидуального спасения. Для ошеломлённых студентов это становилось вторым неприятным открытием.
Но, как известно, на всякого мудреца довольно и простоты. В аудитории, вдоль длинной стены, располагались деревянные лотки с образцами минералов. К каждому экзаменационному билету прилагались 10 образцов, которые следовало диагностировать. Причём экзаменатор лично выдавал их к билету, чтобы студенты не могли отобрать себе что-нибудь попроще.
В минералах я довольно хорошо разбирался, однако и мне он подкинул парочку таких образцов, разгадать которые я не сумел. Но когда экзаменатор вторично покинул аудиторию, я быстренько подошёл к лоткам и заменил проблемные образцы другими, в диагностике которых я не сомневался. А одна из девиц просто скинула в лотки парочку своих образцов без всякой обратной замены, и это сошло ей с рук.
Экзамен у меня принимал сам профессор Кухаренко. Тот самый Сан-Саныч Кухаренко, что был причастен к открытию первых якутских кимберлитов в 1950-х годах.
Я экзаменовался у него часа полтора, если не больше. Каждый мой ответ на билетный вопрос он раскручивал по обратной спирали до самых истоков: заставлял чертить схемы кристаллических структур, искать, в чём сходство и различия между минеральными группами, выводить их физические и химические свойства. В чём-то я, не сдержавшись, с ним крупно поспорил, заявив опрометчиво, что на лекциях нам читали не так. Он потребовал принести конспект, пролистал его весь, саркастически хмыкая, а по спорному вопросу указал, что доцент Ильинский не мог такого сказать, -- это я так записал по своему недомыслию. Между тем сам Ильинский сидел за соседним столом и выслушивал уже 3-го студента.
"Надо же, как я влетел! -- думал я, -- попал к самому Кухаренко".
В общем, свои знания я оценивал в итоге уже не более чем на пролетарскую тройку. Мой авторитетный ментор подвел меня непреложно к тому, что в минералогии я далеко не дока. Пару раз я уже намеревался выбросить белый флаг: извините, мол, приду в другой раз. Но всё-таки сдерживался, ибо жаль было потраченных на сдачу трудов. Наконец мой экзекутор утомился и взял со стола зачётную книжку. Вписал туда своё резюме, захлопнул и вручил книжку мне. Я поблагодарил и вышел.
-- Ну Что получил -- окружили меня сокурсники.
-- Ещё сам не знаю, -- ответил я и приоткрыл зачётку, гадая: "три" или "четыре"
В зачётке небрежным почерком стояло "отлично".
Кристальная ясность
Учебные лекции, читаемые нам по различным предметам, не всегда отличались ярким изложением, но практически всегда имели богатое содержание. В том смысле, что имея полный лекционный конспект, можно было смело идти на итоговые экзамены, разумеется, этот конспект внимательно изучив. Во всяком случае, я так и поступал и практически не имел серьёзных осечек. Конечно, лекторы нам зачитывали список рекомендуемой литературы, но я предпочитал конспекты, почему и старался все важные лекции не пропускать.
Высшую математику преподавал нам профессор Никитин: худощавый мужчина, бывший фронтовик, с бездействующей правой рукой. На доске он не быстро, но уверенно чертил одной левой различные графики и математические формулы. В его неспешности имелось своя хорошая сторона: мы успевали переписывать в тетради все его сложные выкладки. Как-то завершив обоснование очередной формулы, кажется, из теории производных, он гулко постучал указательным пальцем под конечным значением:
-- Имейте в виду, это двоечный вопрос!
-- В каком смысле "двоечный" -- негромко поинтересовался я.
-- А в таком, -- веско пояснил Никитин, -- вот это выражение -- ничто, а вот это -- нечто! Если перепутаете на экзамене -- сразу получите двойку.
Это выражение мы канонизировали: "Ну, это двоечный вопрос!" -- говорили мы в разговорах между собой в том случае, когда собеседник путался в очевидных вещах.
Экзамены наши лекторы принимали вполне либерально, хотя имелись любопытные особенности. Так профессор, читавший нам гидрогеологию, принимал экзамены следующим образом. Пока студенты готовились к ответам, он открывал широко газету и отгораживался ею от экзаменуемых. Разумеется, все желающие тут же доставали шпаргалки и строчили обстоятельные ответы. К слову говоря, курс гидрогеологии для большинства студентов, специализировавшихся в коренной геологии, читался как ознакомительный, то есть второстепенный.
Петрологию нам преподавала профессор Саранчина. В её лекциях, надо признать, имелось много ненужных отступлений, чем сильно обеднялось их содержание. Однако в дополнение к лекциям имелся отличный учебник, написанный самой Саранчиной в содружестве с профессором Шинкарёвым, отцом одного из основателей движения "Митьки". По нему мы и готовились к сессии.
Экзамены Саранчина принимала тоже своеобразно: рассаживала студентов на кафедре, за длинным столом, раздавала билеты и уходила надолго в соседнюю комнату пить чай. Конечно, мы готовились по билетам с привлечением всех первичных источников, и экзаменационные вопросы освещали с исчерпывающей полнотой. Казалось бы, что пятерки всем обеспечены. Но не тут-то было. Допрашивала Саранчина очень пристрастно, заставляя студента мыслить и вспоминать все побочные темы. Вот почему многие уходили от нее разочарованными и с пустой зачёткой.
Для разрядки -- мелкий и забавный случай. Полугодовой курс нерудных полезных ископаемых читал нам, студентам-полезникам, доцент Дмитриев. На экзамены мы пришли сразу после Нового года. Выслушав первого студента и поставив ему хорошую оценку, Дмитриев остановил жестом второго: "Подождите... У меня, знаете ли, в горле пересохло". Вынул из портфеля бутылку пива и следом стакан. Наполнил его на две трети и с видимым наслаждением выпил. "Вы уж меня извините, -- оправдываясь, сказал он, -- с утра жажда мучит". Разумеется, мы его извинили, тем более что был он дядькой совсем неплохим.
Наиболее запомнились нам лекции по кристаллооптике, которые читал профессор Татарский: пожилой человек с интеллигентными манерами и негромким голосом.
Кристаллооптика -- наука весьма мудрёная и математически строгая, но профессор читал нам лекции, без преувеличения, с кристальной ясностью, раскрывая шаг за шагом все её лабиринты. Будущим геологам эта наука требовалась отнюдь не для общего развития, но для повседневного руководства при изучении срезов горных пород под микроскопом.
В дополнение к лекциям имелся очень толковый и ясный учебник, написанный самим Татарским. Поэтому студенты осваивали эту сложную науку довольно легко, а что касается меня, то ни один специальный предмет я не знал столь хорошо, как кристаллооптику. На экзамен я шёл спокойно и отвечал по билету уверенно. Профессор слушал, благосклонно кивая головой. Под конец он указал на схемку, нарисованную мной на листке, и попросил разъяснить ход оптических лучей: "обыкновенного" и "необыкновенного". Я с готовностью разъяснил, но в чём-то слегка запутался. Профессор меня поправил и с сожалением заключил:
-- Нет, пятёрку я вам поставить не могу. Эти вещи надо знать чётко. "Хорошо" вас устроит
-- А можно, я ещё раз попробую -- спросил я, раздосадованный своим промахом.
-- Хорошо, приходите через неделю.
Я припомнил, что говорили нам студенты-старшекурсники о профессоре Татарском: "Имейте в виду: сколь подробно и обстоятельно он читает лекции -- столь же въедливо и дотошно он спрашивает!" А я, выходит, пропустил это предостережение мимо ушей.
Через неделю, проштудировав учебник и конспект заново, я пришёл к профессору Татарскому вторично. И хотя я знал предмет практически досконально, отвечал с излишним волнением, опасаясь подвоха. Собственно, так и вышло. При ответе на третий вопрос, экзаменатор встрепенулся и попросил повторить сказанную мной фразу. Я повторил как можно уверенней. "Вот как" -- усомнился он и стал задавать дополнительные вопросы. В итоге я запутался в трёх соснах и замолчал.
-- Очень жаль, -- констатировал профессор, огорчённый не меньше меня. -- Вы отвечали сегодня на "тройку". Но, учитывая ваш первый ответ, я поставлю вам "хорошо".
Я с облегчением согласился, не претендуя уже на большее.
Вот так я получил одну из немногих своих четвёрок, которую ставлю выше большинства своих отличных оценок.
Мировоззренческие науки
Во всех вузах, на всех без исключения факультетах преподавались на первых курсах так называемые мировоззренческие дисциплины: история КПСС, исторический материализм, диалектический материализм, политэкономия капитализма, политэкономия социализма и, под конец, -- венец человеческой мысли -- научный коммунизм. Все перечисленные курсы завершались строгим экзаменом, а научный коммунизм -- так даже государственным экзаменом.
Историю КПСС на 1-м и 2-м курсах преподавала нам доцент Ковальчук Мириам Абрамовна, в обиходе известная как Мирьяша. Это была умная и хорошо эрудированная женщина из поколения наших матерей, не зацикленная особо на партийных догмах. Она как никто другой умела интересно излагать материал и обладала при этом великолепной зрительной памятью, -- неотразимым оружием в руках педагога. Проведя на первых лекциях всего одну или две переклички, она сумела запомнить в лицо весь наш курс, насчитывающий 125 человек. На последующих лекциях она всего лишь обводила взглядом сидящих (причем сидящих всегда произвольно) и легко вычисляла отсутствующих. Стоило тому или иному студенту прогулять занятия, как уже на следующей лекции Мирьям Абрамовна поднимала прогульщика и участливо спрашивала:
-- Серёжа, а почему тебя не было в понедельник Что-нибудь случилось
-- Да нет, -- терялся долговязый Серёжа под взглядами всего курса, -- я это... проспал.
-- Наверное, ночью вагоны разгружал
-- Вагоны Нет, я это... засиделся с ребятами, в общаге.
-- Ну, ты уж больше не засиживайся, а то вид у тебя до сих пор усталый.
Если же студент прогуливал два раза подряд, она поднимала на лекциях его друзей и просила передать: мол, Мирьям Абрамовна очень ждёт и волнуется -- не случилось ли чего Ведь всего 2 часа назад она мельком видела этого студента в коридоре, а вот у себя на лекциях не имеет такого удовольствия.
Надо ли говорить, что к концу месяца посещаемость её лекций приближалась к максимальной и отсутствовали только те, у кого имелись действительно уважительные причины. И только на лекциях у Мирьяши опоздавшие студенты долго отыскивал себе местечко, ибо аудитория набивалась под завязку.
Военные игры
Военная кафедра -- большая и разноплановая тема в университетской учёбе.
Сейчас вспоминается весело, а когда мы учились, в середине 1970-х годов, то больше от неё чертыхались. Я имею в виду рабфаковцев, уже прошедших срочную военную службу. Нам этот громоздкий довесок в образовании представлялся ненужной обузой. И то сказать: 3 с половиной учебных года, да по целому дню в неделю, да ещё обычно в субботу. И это не считая 3-месячных военных сборов, отнявших у нас последнее университетское лето. Впрочем, для бывших школьников, не нюхавших пороха, военная кафедра давала некоторый опыт.
Обязательные занятия по военке начинались со 2-го курса. На военную кафедру, занимавшую обширное крыло в здании исторического факультета (бывшего Гостиного двора на Менделеевской линии), надлежало являться к 9-ти часам утра, коротко стриженным, свежебритым, в курточке цвета хаки и, конечно, при галстуке. После коридорного построения и хорового приветствия начальника кафедры учебные группы строем разводились по классам.
Буквально с первых же дней мы ощутили существенную разницу в педагогических подходах между гражданскими и военными лекторами. Так, майор Звездин, преподававший нам ротную тактику, уже на втором занятии отчитал молодых студентов, увлёкшихся морским боем на задних столах, в то время как он втолковывал суровые истины из полевого устава.
-- Что у вас там за веселье -- загремел он. -- А ну-ка, встать, когда к вам старший по званию обращается. -- Смотри ж ты, какие здоровые лбы уже вымахали! -- нарочито удивился он, -- у них уже дети в яйцах пищат, а они тут черт знает чем занимаются!..
Не только вчерашние школьники, но и мы, недавние "дембеля", совершенно обалдели от такой казарменной фразеологии. Поотвыкли за 2 года университетской учёбы. Что же касается адресатов его обращения, -- те вообще разинули рты, шокированные, вероятно, до самой сердцевины обозначенных органов внутренней секреции.
Нет, видимо не зря по университетским коридорам гуляла байка о великолепном подарке студентов-дипломников, обучавшихся лет 10 тому назад военному делу. На прощание они подарили коллективу военной кафедры отличную копию картины Шишкина "Дубовая роща". Те приняли подарок за чистую монету и повесили её на самом видном месте в преподавательской. Со временем до военных дошла смысловая подоплёка подарка, и картину спешно убрали, но о ней нам рассказывали в приватных беседах даже солидные доценты и профессора от геологии.
Впрочем, надо признать, что к вольным сравнениям и метафорам, типа звездинских, прибегали отнюдь не все наши менторы в армейских погонах.
Запомнился, например, майор Требуков, веселый и разбитной человек, умеющий развлечь, но и заставить учиться. На каждом занятии он проводил летучую проверку пройденного материала. Задавал несколько вариантов вопросов, требующих короткого и ясного ответа. Отвечать следовало письменно в течение 5-ти минут. При этом сам майор ходил по рядам и оглушительно хлопал указкой по столам, создавая помехи. "Будьте бдительны! -- восклицал он. -- В боевых условиях вам придется принимать решения не в тёплом кабинете, а в сыром окопе, при артиллерийском обстреле, падающих бомбах и крепкой ругани вышестоящих начальников".
Другой майор, кажется Лебедев, -- бывший фронтовик, преподавал нам артиллерийскую подготовку. Он высоко оценивал боевые качества довоенной 122-милиммитровой гаубицы типа М-30, которую мы изучали. К современным же азимутальным гаубицам типа Д-30 старый артиллерист относился с некоторым предубеждением. "Они могут опрокидываться на разбитых дорогах, -- пояснял он, -- а хороших дорог на войне не бывает!" Он, безусловно, знал, что говорил. В 1942 году ему приходилось отражать танковые атаки при помощи маломощных пушчонок калибра 45 миллиметров. Выдержанный, интеллигентный человек, он лишь однажды опустился до солдатских выражений, процитировав фронтовую поговорку, касающуюся боевых качеств нашей сорокопятки: "Смерть Гитлеру -- пи...ц расчету!".
Основные же военные занятия были связаны с координатным обеспечением огневых позиций, то есть с освоением различных способов решения так называемых прямых и обратных геодезических задач. Решать эти задачи нам предписывалось при помощи штатного топографического вооружения: артиллерийской буссоли, теодолита, гирокомпаса, астрономических и тригонометрических таблиц, а также капризных арифмометров типа "Феликс". Работа требовала высокой внимательности и наработанной ловкости рук. Однако большинство студентов относилось к занятиям спустя рукава, что и сказывалось на результатах. Меня лично тоже совершенно не грело забивать голову побочными дисциплинами -- хватало других забот. Я и ходить старался на занятия через раз или немногим чаще, -- ровно столько, чтобы не попасть в злостные прогульщики.
По настоящему военный курс в нашей группе освоил лишь один студент -- Костя Иванов, имевший недюжинные математические способности.
Остальные, включая меня, приобрели квалификацию уже потом, на заключительных 3-месячных сборах, проводившихся после окончания 5-го курса. Удивительно, но мы освоили все нужные навыки всего за полтора месяца, и вторую половину сборов откровенно валяли дурака.
Вывод для меня и других был очевиден: зря нас мурыжили на военной кафедре целых 3 с половиной года. Весь теоретический и практический курс можно было с лучшим успехом освоить за 3 месяца полевых сборов, организовав интенсивные занятия.
Еще до сборов, на зимней сессии 5-го курса, мы сдавали итоговый экзамен по теоретическим основам. Принимал экзамены подполковник Долгих, числившийся одновременно куратором нашей группы. Я отвечал ни шатко, ни валко, и подполковник задавал дополнительные вопросы, стараясь вытянуть меня на четвёрку. Потом с сожалением признал: "Нет, не получается. Предмет вы знаете слабовато: выше тройки поставить не могу". Я махнул рукой -- ставьте. Подполковник взял со стола мою зачётку и стал листать, ища нужную страницу.
Тут и сработал так называемый слепящий эффект, известный каждому успевающему студенту: сначала ты работаешь на зачётку, а потом зачётка работает на тебя. У меня по всем экзаменам преобладали пятёрки, а троек не было и в помине.
-- Как же так -- удивился Долгих, -- совершенно образцовая зачётка. А по военному предмету вы симулируете, что ли
-- Да нет, -- слукавил я, -- просто не успел подготовиться, как следует.
-- Ладно, поставлю вам "хорошо", не буду портить вам жизнь.
-- Спасибо, -- кивнул я.
Он уже занёс руку с пером, но в последний момент остановился. Подумал, полистал ещё раз зачётку. Махнул рукой и вывел "отлично".
-- Успехов! Надеюсь, на сборах вы свои знания по геодезии крепко подтянете.
В общем, так и случилось.
В конце летних сборов мы сдавали главный экзамен по всему комплексу военной подготовки. Собственно, пустая формальность: достаточно было сдать на "удовлетворительно", чтобы получить офицерское звание. Однако экзамены принимала целая комиссия из наших преподавателей и представителей военного округа. Вероятно, поэтому подполковник Долгих напутствовал нас за день до экзамена следующим образом: "К комиссии подходить бодро, строевым шагом. Ответ докладывать громко и чётко, -- не важно что, но уверенно...". В ответ мы грохнули смехом. "Нет, нет! -- попытался исправиться наш куратор, -- что говорить -- тоже важно!". Но мы его целевую установку уже чётко себе уяснили.
Как-никак, за время сборов все уже поднаторели в военных делах.
С Глазуновым на короткой ноге
Зимой 1980 года в Ленинград с большой персональной выставкой приехал известный художник Илья Глазунов.
В те годы некоторые скандальные картины художника, как и его высказывания, создали ему ореол диссидента, едва ли не равного по авторитету Сахарову и Солженицыну. Впрочем, я впервые услышал о нём всего лишь за год до этого, на Новой Земле. На той забытой агитпропом полярной пустыне не работали глушилки, и передачи западных радиостанций по качеству звучания превосходили советский "Маяк". В одной из "вражеских" передач "Би-Би-Си" было рассказано о советском художнике Илье Глазунове, написавшем большую картину "Двадцатый век". В неё он включил, кроме прочих исторических фигур, изображения Христа!, Сталина!, Троцкого!, Гитлера!, Хрущева! и даже Солженицина! Такой необычный именной ряд потрясал воображение всякого советского человека, не говоря уже о партийцах. Как можно помещать на одном полотне столь разноречивых, мягко говоря, личностей Вот почему, вещали западные голоса, официальные власти подвергли гонениям самобытного художника: его московскую выставку закрыли, а скандальную картину конфисковали.
И вот Глазунов, как ни в чём не бывало, приехал в Ленинград и выставился не где-нибудь, а в центральном Манеже, да ещё привез с собой другую нашумевшую картину: "Возвращение".
Попасть на выставку, о которой не писали газеты и обходило молчком телевидение, было очень трудно или почти невозможно. Вокруг Манежа стояли огромные очереди, да и билеты раскупались за несколько дней вперёд.
У нас же, в университете, в те годы работал активно Студенческий клуб, курируемый студенческим же профсоюзом. Возглавлял клуб очень энергичный человек по фамилии Виноградов. Откуда он взялся, мне не известно, но он сумел быстро наладить очень обширные и тесные связи с лучшими театрами и музеями Ленинграда.
У нас в актовом зале главного корпуса выступали с постоянными лекциями видные научные сотрудники Эрмитажа, приезжали на творческие вечера подлинно народные артисты Стржельчик, Юрский, Лавров, Лебедев и даже сам Товстоногов. Театр БДТ вообще стал нашим вторым домом, и мы, студенты конца 1970-х, начала 1980-х годов сумели посмотреть все лучшие театральные постановки Георгия Товстоногова: "Ревизор", "История лошади", "Тихий Дон", "Ханума", "Мы, нижеподписавшиеся...", "Волки и овцы" и др.
Конечно, мы кинулись к Виноградову, требуя экскурсий на выставку. Он обещал и пропадал в кассах, вертелся юлой, но оказалось, что проще договориться о творческой встрече с Глазуновым, чем пробиться в недра Манежа. Впрочем, и встреча не раз откладывалась и состоялась в пятницу, в предпоследний день работы выставки.
Сказать, что торжественный, с белыми колоннами, актовый зал "Двенадцати Коллегий" был полон, это почти ничего не сказать. Он был набит битком, включая проходы и верхние галереи, обычно всегда остававшиеся пустыми. Всех присутствующих переполняли чувства сопричастности к чему-то запретному, чуть ли не к антипартийному по духу, конспиративному сборищу. Сам же Илья Сергеевич, держался довольно скромно и корректно, выступал без политических лозунгов и громких манифестов.
Он рассказал, что его малым ребёнком вывезли из Ленинграда в первую блокадную зиму. После войны он вернулся в город и окончил ленинградскую Академию живописи, что расположена здесь же, против египетских Сфинксов. После учёбы он получил справку, что город в нём, как в художнике, не нуждается. Вот почему он уехал в провинцию, а со временем обосновался в Москве, хотя как человек и художник он сложился именно в Ленинграде.
Он много говорил о Велесовой книге, о старинных иконах и русской истории, которая, по его словам, насчитывает 100 (!) веков. Он рассказывал, как ездит по умирающим русским сёлам и посёлкам, собирает иконы, резные наличники и старинную утварь. Много лет он бьётся, чтобы открыть музей собранных экспонатов. И надо сказать, что в то время так подчеркнуто о русскости, в противовес советскости, никто ещё открыто не выступал.
Он перечислил известных людей, портреты которых он написал. Остановился на эпизоде с Индирой Ганди, которая высказала пожелание, чтобы писал её именно он. Однако ей возразили, что в СССР имеются и более маститые портретисты, в частности, художник Налбандян, лауреат всевозможных премий, которого ценил высоко ещё Сталин. В итоге в Индию поехал Налбандян, но после нескольких сеансов, Индира Ганди взглянув на портрет, сказала, что он ей не нравится, так как она не армянка.
Вот тогда полетел в Индию он, Глазунов, и когда после 3-го сеанса она попросила взглянуть на полотно, он очень волновался, но портрет ей понравился и сеансы продолжились.
-- А как вы писали портрет Брежнева -- спросили его в одной из записок.
Внимание зала обострилась до чрезвычайности, так как все ожидали услышать конкретные подробности из абсолютно закрытой жизни верховного руководства. Однако художник ограничился лишь одной обтекаемой, если даже не подобострастной, фразой:
-- Я был счастлив и горд, -- сказал он, -- что мне довелось писать портрет выдающегося руководителя нашей страны"
Далее он очень выразительно и наглядно определил современные течения в советской живописи. "Основных направлений всего три, -- сказал Илья Сергеевич. -- Первое -- это аплодисментная живопись. Как они пишут Вот возьмём, например, бутылку, -- он взял со стола обыкновенную бутылку, наполненную нарзаном. -- Они нарисуют её так, что всем будет ясно, что лучше этой советской бутылки никакой другой просто быть не может. Второе направление -- это авангардная живопись. Как они нарисуют эту бутылку А как-нибудь так: -- он взял со стола лист бумаги, смял его в кулаке и плюнул в серёдку. -- Вот! Это бутылка! И попробуйте им возразить -- они ответят, что так они этот предмет видят. Третье направление -- это нормальный реализм, который исповедует ваш покорный слуга. Как я увижу эту бутылку Да примерно так, как она и выглядит: из зелёного стекла, наполовину с нарзаном, со щербинкой у горлышка...".
На многочисленные вопросы и записки с просьбами организовать экскурсию на выставку, он разводил руками и отвечал: "Не могу. Я там не хозяин. Всем занимается администрация Манежа". И только в самом конце вечера сдался: "Хорошо! Завтра -- последний день выставки. Кто очень желает, приходите утром к 8-ми часам, к служебному входу. Выставка открывается в 9, но я постараюсь до этого провести вас в зал. Много не обещаю, но человек 10--20, наверное, смогу".
Конечно, я твёрдо нацелился попасть на эту необычную выставку, наплевав на субботние занятия по военному делу. Однако моим планам крупно помешал полуночный снег, выпавший очень некстати. Я тогда дворничал на Петроградской стороне и, делать нечего, задержался с уборкой участка. К Манежу я подъехал лишь в 10-м часу утра. От главного входа протягивалась вбок длинная колонна из жаждущих зрителей шириной в 5--6 человек, причём хвост колонны терялся где-то в соседнем квартале. Я прошёл к тыловому торцу Манежа. Там толпилось человек 30 перед временным ограждением, за которым прогуливались несколько милиционеров. Постояв там минут 20 в расчёте на чудо, я таки дождался появления Глазунова. Он вышел в сопровождении группы людей и, разговаривая, двинулся к проходу. В толпе заволновались.
-- Глазунов!.. Глазунов!..
-- Это Глазунов.. Вы не знаете, это Глазунов
-- Да, это Глазунов, -- подтвердил я. Более того, я обратился к нему публично:
-- Илья Сергеевич, я студент ЛГУ. Вы у нас вчера были.
-- Да, был, -- обернулся он.
-- Вы обещали провести нас на выставку!
-- А я и провёл! Всех, кто пришёл, я провёл ещё час назад. А сейчас не могу.
-- Понимаете, я работаю дворником, а ночью выпал снег, и я не успел.
-- Я тоже работал дворником, когда учился. И вагоны разгружал. И никто мне особо не помогал. Я сам пробивался. Вот и вам говорю: пробивайтесь сами.
Что ж, я решил внять словам своего давнего коллеги по метле и пробиваться самому. В кассах Манежа, как ни странно, не было очередей, а билеты в продаже имелись, причём стоимостью по 35 копеек, как на заурядный киносеанс. Я купил билет, дошёл до хвоста безразмерной очереди и понял, что стоять бесполезно.
В манежный зал милиционеры пропускали примерно по 30 человек в час, и при такой пропускной способности последние из жаждущих попали бы в Манеж дня через три.
В стороне от главного входа топталась небольшая отдельная толпа. Оказывается, там пропускали вне очереди ленинградских художников, блокадников и ветеранов войны. Причём каждый из них мог провести с собой ещё одного человека. Вот люди со стороны и стояли на тот случай, когда ветеран или художник шёл в одиночку.
Они наперебой бросались к нему, и он проводил одного счастливчика (обычно женщину или девушку) с собой. Примерно через час повезло и мне: я сопроводил на выставку одного убелённого ветерана войны, -- он не имел билета, а эту проблему я легко для него разрешил.
Выставка меня по-настоящему потрясла.
Сейчас художника Глазунова можно оценивать по-разному. Но для 1980 года все его темы и живописные приёмы смотрелись очень новаторски.
Ошеломляли исторические картины княжеской и церковной Руси, иллюстрации к произведениям Лескова, Достоевского и Блока, портреты деревенских красавиц, стариков и старух. Гвоздём выставки считалось большое полотно "Возвращение" -- смелая вариация на тему "Возвращения блудного сына" Рембранта. Глазунов изобразил своего героя в современных джинсах, с голым торсом и бритым затылком. Обнимающий его отец имел лик русского святого. Нижнюю часть картины занимала две огромные и выразительные свинские хари, а вверху, с левого угла, на панораму встречи благосклонно взирал целый сонм русских известных деятелей: Ломоносов, Пушкин, Суворов, Петр Великий, Достоевский, Толстой...
Эта картина располагалась отдельно на втором этаже, и подход к ней регулировали милиционеры. В отгороженный канатами угол они запускали человек по 20 и всего на 3 минуты, выверяя время по песочным часам.
И я, и многие мои знакомые, сумевшие пробиться в Манеж, единодушно сходились на том, что подобная выставка -- явный знак скорых и неотвратимых перемен. Ибо между её тревожным духом и официозным оптимизмом советского агитпропа существовал непреодолимый диссонанс.
Перемены эти настали, но с 5-летней оттяжкой.
Накопившийся груз проблем покатился неотвратимо вниз, утянув за собой и страну под названием Советский Союз.
Профсоюзные будни
Мне выпало возглавлять 3 года студенческое профбюро геологического факультета. На этом общественном поприще мне удалось оставить пусть неглубокий, но собственный след в факультетской истории.
На 3-м курсе нам читали 12 предметов сразу, и ближе к зимней сессии на этот счёт меня просветили опытные старшекурсники. Оказывается, количество зачётов и экзаменов в одной, отдельно взятой сессии, не должно превышать в сумме 11-ти. Вроде бы это ограничение прописано в нормативах по охране труда. Таковых документов отыскать мне не удалось. Я долго раздумывал и всё же обратится к заместителю декана Игорю Васильевичу Булдакову. Мол, так и так, студенты волнуются, нормы превышены, что будем делать -- "Только не надо этих профанаций! -- ответил Игорь Васильевич. -- Вы пришли учиться, а не волынить. Вот и учитесь! Что такое профанации я тогда не знал, а разобравшись, так и не понял: при чём тут они
Тем не менее, мой демарш оказался не бесполезным. В конце декабря, в вывешенном расписании зачётов и экзаменов, отсутствовала физическая химия, -- предмет тёмный и сложный, который нам читали в первом семестре по 2 лекции неделю. Надо ли говорить, какое чувство глубокого удовлетворения мы испытали по причине того, что этот курс отложился лёгким осадком в наших студенческих головах без всяких на то потуг
Во втором семестре нам снова читали 12 предметов, в частности, появилась теперь уже коллоидная химия. Поэтому в мае я снова обратился к заместителю декана. Теперь я говорил более уверенно:
-- Это не профанация, Игорь Васильевич, а элементарная забота о здоровье студентов.
-- Ну, ну, -- ответил заместитель декана, -- покажи мне хоть одного заучившегося студента с медицинской справкой.
Но справедливость и на сей раз восторжествовала: коллоидная химия тоже почила в тихой безвестности в наших легкомысленных головах.
Третий мой подвиг был самым масштабным. Я умудрился сменить расписание занятий на всём факультете. Издавна оно сводилось к немудрёной формуле: все лекции начинались по нулям каждого часа, при этом 50 минут отводилось на саму лекцию и 10 минут -- на перерыв. Всем это казалось удобным: академический час равнялся реальному, и такое расписание даже не требовалось запоминать. Однако взамен студенты получали растянутый учебный день: две пары -- это 4 полных часа, затем часовой обеденный перерыв и за ним шла третья лекционная пара -- итого 7 часов. А если случалась 4-я пара (а она случалось), то учебный день растягивался до 9-ти полновесных часов.
Такое лапидарное расписание практиковалось отнюдь не везде. На том же физическом факультете, где мы учились в период рабфака, преподавали, так сказать, по школьному: один лекционный час -- 45 минут, перерыв внутри пары -- 5 минут, а между парами -- 10 минут. Вроде бы пустяк, но учебный день при обеденном перерыве, урезанном также до 45-ти минут, сокращался на 2 с половиной часа.
На 3-м курсе, на одном из факультетских комсомольских собраний я, на правах председателя профбюро, выступил с инициативой: "Давайте введём новое расписание!" Изложил кратко свои пересчёты, сослался на передовой опыт физического факультета и подвёл резюме: "Таким образом, -- сказал я, -- мы сможем значительно сократить время нашего пребывания на факультете. Прошу мое предложение одобрить и проголосовать. В ответ раздался довольно дружный смех и отдельные неясные выкрики. Я растерянно глянул на секретаря комсомольского комитета, ведущего наше собрание:
-- Что такое
-- А ты понял, что ты сказал -- ответил с улыбкой он. -- Ты же предлагаешь всем нам досрочно покинуть факультет, не завершив так сказать, учёбы.
-- Нет, нет, -- поспешно исправился я. -- Я имею в виду сократить время нашего ежедневного пребывания на факультете!
-- Вот теперь другое дело! -- донеслись выкрики из зала. -- Это мы поддерживаем!
Оформленная должным образом петиция была передана в деканат и, после некоторых проволочек, принята к исполнению. Ведь выигрывали во времени и сами преподаватели
Отныне третья пара оканчивалась в 15 часов 15 минут, и впереди у студентов, да и преподавателей, маячило еще добрых полдня на всякие прочие и нужные дела. Однако не все восприняли новое расписание как несомненный шаг вперёд.
Особенно критически отзывалась профессор Саранчина, читавшая нам курс петрографии и петрологии. Её лекции читались всегда в 52-й аудитории, ближайшей к её кафедре. Тем не менее, она являлась в аудиторию с 5-ти, а то и 10-минутным опозданием, в том числе и после внутреннего перерыва. Практиковала она свои опоздания и при новом расписании, отчего изложить весь запланированный материал не успевала. "Ну, это вы посмотрите в учебнике сами, -- говорила она, -- а то с этим новым опереточным расписанием успеть совершенно невозможно".
Так или иначе, но новое расписание просуществовало благополучно до нашего окончания университета и несколько лет потом. Затем с какого-то года его тихо и буднично сменили на прежнее, столь лапидарно привязанное к круглым циферблатным часам. Но о том, что существовало другое, более экономное ("опереточное") расписание, студенты знали и передавали от курса к курсу. И какое-то время спустя, по настоянию студентов или по велению свыше, но к экономному расписанию снова вернулись.
Во всяком случае, сейчас геологический факультет учится по нему.
Пограничный инцидент
Летом 1977 года, после окончания 1-го курса и учебной практики, я вырвался за рублем и романтикой на Кольский полуостров. Устроился техником-геологом в так называемую Базитовую партию ВСЕГЕИ, которой предстояло работать близ закрытых поселков Никель и Заполярный, в том числе в полосе советско-норвежской границы.
Во второй половине июня мы вылетели в Мурманск, который встретил нас зарядами мокрого снега. Добравшись до посёлка Заполярный, мы узнали, что местная пограничная служба о наших широких планах не имеет никакого понятия, а потому о дерзком заезде на приграничную полосу не может и быть речи. Неделю наши руководительницы, Наливкина и Виноградова, созванивались с Ленинградом и Мурманском, пытаясь отыскать следы спецразрешения на работы, которого они добивались почти полгода. Следов, кажется, так и не нашли, но удалось договориться с местным начальством, и 10-дневное разрешение на работы в полосе границы мы получили.
Пресловутую бумажку нам пришлось предъявить лишь однажды -- при въезде на головную пограничную заставу. А дальше мы ехали с ветерком на своем грузовичке ГАЗ-51 (газончике) по грейдерной дороге, проложенной вдоль границы, и через каждые несколько километров проскакивали под беспечно поднятыми шлагбаумами очередных застав. После 3-й или 4-й заставы мы отвернули на поперечную грунтовую дорогу и углубились в лес. По ней мы уже ехали медленно и с оглядкой, так как сухие участки перемежались с болотистыми прогалами, мощёнными брёвнами. Тянули дорогу, похоже, давно, и часть бревен сгнила, а часть разошлась. Из плановых 15-ти км мы сумели проехать не более трети. Далее дорогу перекрыла большая промоина, и мы встали. Закинули на плечи увесистые рюкзаки и втроем, -- начальница Светлана, техник Александр и я, -- отправились прямиком через лес и болотные плеши к сопке Вирнима, пункту наших геологических изысканий.
Отработали 10 дней без особых происшествий. Разве что последние 2 дня сидели без хлеба и табака, как это часто бывает, когда все припасы доставляешь на собственном горбу. В заключительный день вышли на лесную дорогу к точке встречи. Грузовика на месте не оказалось, но пару часов спустя подошел налегке водитель. Он поведал, что машина застряла по оси на болотистом участке в полутора километрах отсюда. Единственный выход -- идти за помощью на ближайшую заставу.
Отправились мы туда с Александром. Минут через 40 вышли на грейдерную дорогу и завернули к заставе: трем деревянным строениям и наблюдательной вышке. Пересекли безлюдный двор и поднялись по ступеням в самый большой дом, оказавшийся казармой. Навстречу нам вышел удивлённый сержант: "Вы откуда, ребята Следом из комнатушки выскочил юный лейтенант и тоже по-совиному округлил глаза: "Кто такие" Действительно, в расположение заставы вваливаются два бородатых парня в продымленной одежде и в заляпанных грязью высоких сапогах. Мол, всем привет, а мы к вам в гости!
-- Кто такие -- повторил лейтенант и как бы невзначай поправил кобуру, висевшую на ремне.
-- Мы геологи, -- объяснил я, -- работали тут рядом, на сопке Вирнима.
-- Ничего себе! В первый раз слышу, чтобы у меня в тылу работали люди.
-- Так у нас и разрешение есть.
-- Да ну А меня никто и не ставил в известность.
Он тут же связался со штабом, откуда, к счастью, наше легальное присутствие в пограничной полосе подтвердили. После чего лейтенант и немногочисленные солдаты-пограничники, свободные от службы, окружили нас неподдельным вниманием. Все ж таки некоторое развлечение в их размеренной и монотонной жизни. Помочь они охотно согласились, однако следовало подождать. Их единственный транспорт, -- бортовой ГАЗ-66, отъехал по делам, но скоро вернется. Пока они предложили нам горячий чай и бутерброды с маслом. Не густо, но мы с удовольствием накинулись на свежий хлеб.
Через полчаса подъехал военных грузовик. Из кузова солдаты вытащили тушу молодого трехгодовалого лося. Оказывается, лесной бродяга полез сдуру на норвежскую сторону и безнадежно застрял в проволочном заграждении. Выехавший по тревоге наряд нашел его в железных нетях полузадушенным. Выстрелом из автомата старший наряда прекратил его мучения и вызвал машину. И вот теперь свободные от службы погранцы столпились вокруг, предвкушая солидный приварок к своему армейскому ужину.
Машина с моим напарником уехала выручать "газончик", а лейтенант стал названивать в штаб с просьбой о разрешении пустить лосенка на котловое питание. Между тем пограничники мне рассказывали, что подобные случаи бывают довольно часто. Особенно достаёт их один здоровенный медведь. Зимует на нашей стороне, а ближе к лету уходит к норвежцам. В заграждении прорывает огромную дыру и уходит. Но каждой осенью возвращается обратно. На него и ямы копали, и самострелы ставили, но бесполезно. Медведь -- хитрюга, всякий раз прорывал колючку в ином месте.
-- А что, здесь по всей границе заграждения стоят -- спросил я.
-- Практически да. Ведь это же Норвегия -- член НАТО.
Вышел во двор расстроенный лейтенант. Переговоры со штабным врачом результатов не дали. Тот не верил, что лося застали ещё живого, а потому запретил пускать его на общий приварок. Мог бы, конечно, и сам подскочить на заставу, чтобы обследовать тушу на месте, но похоже, что -- лень. Ведь сегодня пятничный вечер и впереди выходные.
Тут и машины обе подъехали: наша и пограничный "газон".
-- Вам ребята крепко повезло! -- обратился к нам лейтенант. -- Забирайте лося в подарок. Шкуру только оставьте.
-- Сейчас мы его разделаем, обрадовался Александр.
Мы разделали лосёнка в какие-нибудь полчаса. Кроме оставленной шкуры, Александр, улучив момент, сунул пограничникам язык и печень -- самые лакомые кусочки дичины. В конце концов, этот лось был их законной добычей и достался нам исключительно на халяву.
Лосятину мы засолили, и целый месяц баловали себя жареным мясом.
Билет до Новой Земли
Летом 1979 года, окончив 3-й курс, я собирался на Новую Землю, на свою первую настоящую геологическую практику. Перед этим мы прошли 2-недельную учебную практику в Карелии, а затем еще 2 недели стажировались в ГДР по особой программе студенческого обмена, считавшейся тогда очень престижной.
Теперь, в самом конце июня, мы с Николаем, моим однокурсником и товарищем по рабфаку, явились в контору Новоземельской геологической партии, экспедиционном подразделении НПО "Севморгео". Нас там давно ожидали, так как о своём желании вкусить новых земель мы сообщили руководству заранее. Да иначе и быть не могло: Новая Земля -- сугубо режимный район, и на получение всяческих допусков и разрешений требовался не один месяц.
-- Явились -- приветливо сказал нам главный геолог партии Леонид Павлов, -- очень хорошо. Все документы на вас оформлены. На следующей неделе начинаем забрасывать сезонный состав. Вас постараемся отправить первым же рейсом.
-- А можно меня последним -- поразмыслив, спросил я.
-- Можно и последним, -- согласился добродушно главный геолог. -- Только паспорта мне сдайте заранее: не позднее, чем послезавтра.
У меня созрел авантюрный план: смотаться в ближайшие 5 дней в Пятигорск, разумеется, самолетом, чтобы время зря не терять. В этот тёплый курортный город, точнее, в материнский домик с обширным садом, я отправил 2 месяца назад свою молодую жену с малым ребенком. И мне страх как хотелось их навестить перед долгой поездкой на Новую Землю. Тем более что я навёз из Германии всяческих ценных подарков -- в основном, одёжных, бывших тогда в большом дефиците.
Я купил билет на рейс Ленинград -- Минводы и, когда улетал, отдал паспорт провожавшему меня Николаю. К сожалению, обратный билет тогда следовало покупать лишь в пункте отлёта, но я рассчитывал, что в провинциальном Пятигорске мне, беспаспортному, удастся купить его по своему военному билету.
Однако не тут-то было. В авиакассе принимать военный билет в качестве документа категорически отказались. Можно было уехать поездом (на него билеты продавались без документов), но тогда терялись целых 2 дня из выкроенных 5-ти. И я решился купить авиабилет по паспорту своего младшего брата, жившего тогда в Пятигорске.
Он и провожал меня в минераловодском аэропорту.
Регистрация на рейс начиналась тогда за 40 минут до отлёта. К этому сроку я уже стоял в числе первых у стойки регистрации. Однако миловидная девушка, повертев в руках мой военный билет, принимать его вместо паспорта отказалась.
-- Я такие вопросы не решаю, -- сказала она, -- идите вон к постовому.
Бравый милицейский сержант стоял поблизости и пропускал пассажиров на поле, сверяя билеты с данными паспортов. Я вручил ему свои документы и объяснил, в чём дело. Он повертел поданные ему бумаги и возвратил их обратно:
-- Нет, разрешить не могу. Идите к дежурному по отделению.
Дежурный по отделению, белобрысый лейтенант милиции, выслушал мою паспортную историю, изучил внимательно документы, а потом со вздохом сказал:
-- Я всё понимаю, но помочь не могу. Вам надо говорить с начальником отделения.
-- А где он сидит
-- Сидит-то он здесь, но сейчас вышел по служебным делам. Посидите, он скоро вернётся.
Время поджимало, и я, честно говоря, не очень хотел вовлекать в свою историю ещё одно официальное лицо.
-- Понимаете, -- сказал я, -- ведь мой самолёт улетает через полчаса. Может быть, решим с вами (Никакой взятки я ему, конечно, не предлагал, а он и не ждал -- другие стояли времена.)
-- Ничего, время ещё есть, -- ответил дежурный и стал названивать по телефону, выискивая начальника отделения.
На 3-м звонке он его выцепил и попросил подойти по нужному делу.
Наконец, минут за 20 до отлёта, явился милицейский капитан, средних лет мужчина с усталым лицом. Я вручил ему свои документы и в который раз повторил свою историю:
-- Понимаете, так вышло, что билет я покупал по паспорту, но теперь у меня на руках его нет, и надо срочно лететь, а из документов только военный билет.
-- А где же ваш паспорт -- спросил он, внимательно изучая мой военный билет и самолётный билет.
-- Мне... пришлось срочно оправить его в Ленинград, -- вынужден был соврать я. -- Дело в том, что сразу по прилёту туда, мне надо срочно вылетать на Новую Землю.
-- Да -- удивился он, -- а что вы там забыли
-- Мы проводим там геологические работы.
-- Что-нибудь ищете
-- Ну да, медь, золото, цинк, -- подтвердил я, лихорадочно соображая, не является ли это особой тайной. Потом решил, что не является, коли нам, студентам, об этом заранее сказали.
-- Наверное, красиво там -- продолжал отвлекаться от темы мой капитан.
-- О, да, там здорово! -- согласился я.
Не говорить же ему, что я впервые туда лечу, да и удастся ли -- зависит от финала нашего с ним разговора. В ту минуту я уже стал жалеть, что пустился на авантюру с прилётом в Пятигорск без паспорта.
И ещё меня жгло другое.
Капитан стал уже четвертым официальным лицом, который внимательно изучал мой военный билет и авиабилет. И тот и другой были выписаны на человека с одной фамилией, но с разными именами: в авиационном -- Виктор Андреевич, а в военном -- Анатолий Андреевич. Вначале я собирался честно рассказать всё, как есть: паспорт, мол, остался в Ленинграде, а мне нужно срочно вылетать, и я решился купить билет по паспорту брата. Вот почему и отирался возле меня Виктор Андреевич, мой 20-летний брат, -- для подтверждения моих слов.
Кстати, он изначально не верил в успех этой затеи и, в общем-то, был прав. Уже потом я понял, что распознай они подлог -- никакие уговоры не помогли бы: по чужому билету меня бы не выпустили. Но коль никто не заметил разницы, я решил на этот счёт помалкивать и, более того, импровизировать на ходу.
-- Везёт же людям, по разным Землям летают, -- позавидовал вслух капитан, -- а мы тут, как бобики, на цепи сидим... -- Ну, ладно, как вас там, -- он заглянул в военный билет, -- Анатолий Андреевич
-- Да-да, -- подтвердил я, радуясь, что он заглянул именно в военный билет, а не в самолётный, иначе мне бы пришлось громогласно лгать, что я -- Виктор Андреевич.
-- Счастливого пути, Анатолий Андреевич! Бегите на регистрацию, а ты, Никитин, -- обратился он к дежурному, -- проводи его и скажи, что я разрешил, пусть летит.
Буквально через 10 минут я оказался в желанном воздухе, и расслабленно любовался белоснежной облачной ватой из иллюминатора.
Где-то там, в смутной будущной дали, ожидали нас неспокойные 1980-е и 1990-е годы, когда в том же минераловодском порту случатся громкие захваты лайнеров и кровавые освобождения заложников.
Времена же пока продолжались мирные. | proza_ru |
На Сахалине чайки поют,
Волны на берег идут.
Мы живём на земле родной
Сюда не войдёт чужой.
Не покинем остров никогда,
Останемся на нём навсегда.
Мы нашли счастье тут.
И пускай все поймут.
Нынче мы на Сахалине живём
И этот остров бережём.
Здесь живёт сахалинский народ,
И враг не имеет к нам ход.
От Курил до Сахалина
Проходит волна.
Но она нас не достанет.
Наш народ это знает.
Нынче мы на Сахалине живём
И этот остров бережём
Здесь живёт сахалинский народ,
И враг не имеет к нам ход. | stihi_ru |
-жызть прожить-
Не поле перейтиТь
и хули нам то поле..
сегодня у обочины сорвал я жолтый Василёк..не боле
в карман его я не решился положить-обиделся бы он..
..стряхнул его с ладони прочь..
..октябрь Уж наступил | stihi_ru |
Я ловлю звуки Солнца и Бога,
Мне Вселенная тихо поёт,
Помню песню ветлы у порога
И шмеля реактивный полёт.
Тихой ночью под летней прохладой
На скрипучем сонном крыльце
Мне сверчок выводил серенаду
О заветном дарёном кольце.
Шелест трав и капели паденье
Льются музыкой слов на заре,
Слово будет моим Со - твореньем,
Даром Бога в ночном окне. | stihi_ru |
разливайся хохотом вдоль серых улиц,
не жалей что хмурятся небеса.
пусть чьи-то пути не спроста столкнулись,
а твои спроста.
веришь, не веришь, но все это звезды,
быть может свесим на них судьбы этой помыслы,
каждый новый расцвет весны.
и каждые в локон завитые волосы
станут влечением и мерилом,
ты увидишь новую из сторон
ту, что можно назвать красивой,
отдать поклон.
всю вину обличим в сияние бесконечных
невообразимо-дальних орбит
и они растворятся в потоке вечных
эфемерид.
и мы,
вместе с ними,
где-то над облаками
растаем как-будто очень прозрачный лед,
нас забывали так часто, нас забывали.
все, кроме звезд.
7.03.2017 | stihi_ru |
Много мнений о себе --
Лишь с отвислостью в губе,
Много правды на душе --
Одолеешь жизнь-клише! | stihi_ru |
Есть те, кто не солжёт и не слукавит,
Чьё слово дорогое, как алмаз...
А есть такие, кто в беде оставит,
Считая виноватыми всех нас...
Есть те, что обещают, строят планы...
Увы, все обещания пусты...
А есть сердца - любви и чести сплавы...
Легко горят все хрупкие мосты...
Вот только... Отличить бывает сложно,
Тех, кто любви достоин - от лжеца...
У всех ошибки... Это так возможно...
Ни у кого нет нимба и венца...
Мосты сжигая, счастья не находят...
Исчезнут, возвращаясь вновь и вновь...
Но я из тех, что навсегда уходят...
Кому-то не прощая нелюбовь... | stihi_ru |
Любовь во всем вроде ступени,
Не всем дано преодолеть,
Одним доступны любви тени,
В них нет заряда, чтоб гореть.
Любовь во всем неповторима,
В ней нет устава, как в солдат,
Когда есть женщина любима,
Готов вершины покорять.
Любовь в телах только подобна,
Где ласки можно повторять,
Одна во всем бывает скромна,
А есть желает все познать.
В одних любовь есть на природе,
Где свежих трав есть сенокос,
Другие предаются моде,
Любовь во всех самогипноз.
Так каждый путь свой выбирает,
В любви желанный есть партнер,
Любовь нам в жизни помогает,
Душа звучит, как сводный хор. | stihi_ru |
Печально. Люди не прощают
Того, кто причинил им боль,
И в сердце лед их не растает,
В глазах маячит четкий ноль.
Пять лет прошло, я тосковала.
Лишь встретиться с тобой позволь.
Неважно, сколько я искала,
Тех слез давно усохла соль.
Имеешь право мне не верить,
Задела, может, я мозоль,
Которую уж не измерить,
Над ней потерян был контроль.
Не покидал ты моих мыслей.
Забавную играет роль...
Короткий вздох, взмах твоей кисти..
Постой, не уходи, уволь.
"Теперь уж поздно", слышу голос,
Знакомый, мягкий, но чужой.
"прости меня и будь свободна"..
Шаги ухода, ты не мой.
Бессильно опустила плечи,
Ну что поделать, ты такой.
Свободный, гордый, просто сильный,
Жаль только, что не мой герой.
Пусть невпопад я написала
Те мысли, что живут во мне.
Так пусто. Все. Совсем устала..
Прощай и помни обо мне. | stihi_ru |
Балериной, отбросившей путы одежд,
из сплошной пелены снегопадов
и туманов возник золотой Будапешт
с яркой краской роскошных фасадов.
Не мираж и не сказка -- возник наяву,
снова память мою освежая,
я опять мимо древних соборов плыву
по темнеющей глади Дуная.
Я любил находиться у этой реки
и до ночи смотреть у причала,
как плывут на судах вдалеке огоньки
мимо окон речного вокзала.
Хорошо помню всё, что увидел тогда,
прочертив по краю небосвода,
подарила последний автограф звезда
и разбилась о тусклую воду.
Может быть, кто-то видел всё это в окно,
но в таверне, где скрипка молила,
тот стремительный росчерк не видел никто,
просто им не до этого было.
Время, словно течение этой реки,
и поступки, как тряпки, полощет.
Точно так же на Буде горят светляки,
Гордый Пешт многолик и заносчив.
Мне хотелось отбросить занудную грусть
и спалить ее в топке заката.
Я не знаю, когда в этот город вернусь,
и смогу ли вернуться когда-то.
Март 1983 г.
Будапешт -- Челябинск | stihi_ru |
Белый танец, один на двоих,
Белый танец, для нас с тобой,
Ты в моих объятьях, я в твоих,
Мы кружимся с тобой над Землёй,
И уже никому не понять,
Почему этот танец наш
Мы кружим этот шар земной,
Мы как дети играем сейчас.
Белый танец, рука в руке,
Белый танец, мотив простой,
Ты в моих обьятьях, я в твоих,
Его выдумал разум мой. | stihi_ru |
Ты вошла в мой яблоневый сад,
Как весна, внесла цветущий снег.
Полюбил я этот снегопад
Лепестков, ласкающих твой след.
В куще тёмной кос твоих жгуты
Щекотали мою грудь во сне.
На рассвете всё дремала ты.
Лишь зарянки пели о весне.
Зрелость лета восходила к нам.
Яблонь тень хладила нас до пят.
На ветвях корявых тут и там
Змеи златоокие шипят.
Ты брала тяжёлый жёлтый плод,
Подавала это солнце мне.
Как оно прохладно на заре!
Как румянцем жёг его восход!
Ты однажды в тень вошла одна
И была там самый краткий миг.
Почему вдруг стала ты бледна
Взгляд твой непривычное постиг.
На ветвях качался жёлтый змей,
Щурясь, улыбаясь из тени.
Ты назвалась Евою моей,
Говоря: "Мне руку протяни!"
И моя беспечная ладонь
Ощутила жаркий жгучий плод.
-- Ешь! -- Я съел. И сладостный огонь
Распалил желаний хоровод...
Облетел наш яблоневый сад.
К нам двоим приблизился Отец,
Гневным взором указал на ад.
Так лишился рая я, Слепец!
И теперь в земной юдоли слёз
Я встречаю каждую весну
Плугом тяжким. Сею хлеб, овёс.
Ночь молюсь под яблоней в саду.
17-18.07.1998 г.
Яблоневый сад | stihi_ru |
ПЕРЕХОД
отбиться бы от пришлых тех врагов
не завлекать лукавых в плен приютов
в которых забываешь за минуту
и с кем ты был и кем ты быть готов
перевернуть монетку да вздремнуть
и просто отрешиться от участья
в тех каверзах что души рвут на части
и лезут далее -- твой искорёжить путь
ужели...
эта суть таясь во мне сидит
из тёмных мыслей составляя враки
из всех углов нацеливая зраки
вдруг приоткроет зло -- и победит
уцепится
стращает -- "Пропадёшь!"
ты должен знать свою былую сущность
ведь без неё однажды снова ссучась
по рукоять загонишь в сердце нож
отринуть и бежать...
но мудрость в том же сне
совсем другое предлагает -- к пользе
"А взять... Да -- выпрыгнуть!"
чтоб не плестись в обозе
и этим всем лукавым доказать
что не боишься -- "Даже Чёрта!" -- больше
31 декабря 2015 | stihi_ru |
Большим желанием горю...
Прекрасен милый образ твой.
Живу, как будто вижу сон.
Моя любимая, с тобой
Сердечко бьется в унисон.
Обняв тебя, душой пою.
Дрожишь в объятиях подруга..
Слезинки счастливо горят
На твоих шелковых ресницах.
А губы в губы говорят,
Слова желанные... и лИца,
Коснулись трепетно друг друга.
С небес нам сыпались цветы...
Твоя слеза, дрожа скатилась,
Губу приятно обожгла.
Как хорошо мне! Ты, влюбилась!
В мою шальную жизнь вошла.
Глоток ВЕСНЫ и МУЗА - ты!
2017 г. Днепропетровск. | stihi_ru |
Нежданно, неожиданно наступит,
Придёт к нам лёгкой поступью зима.
И лёгким шагом к нам на землю ступит,
Однажды ночью снегопадом заявится она.
Оденет снегом все лесные древа,
Чтоб им весны теплее ждать.
От рыжей осени она и не оставит следа,
И будет только белою метелью завывать. | stihi_ru |
"ЛЕТНИЙ ДЕНЬ"
Симон Абрамович Бернштейн (1925-1973 г.)
Перевод с русского языка на болгарский язык: Красимир Георгиев
ЛЕТЕН ДЕН
Слънце плъзга се в зенит
и щурец така звъни,
че унася те към сън
този непреставащ звън.
Ударения
ЛЕТЕН ДЕН
Слънце плъзга се в зенит
и штурец така звъни,
че унася те към сън
този непреставашт звън.
Превод от руски език на български език: Красимир Георгиев
Симон Бернштейн
ЛЕТНИЙ ДЕНЬ
Солнце катится в зенит,
И кузнечик так звенит,
Что невольно клонит в сон
Этот бесконечный звон.
---------------
Руският поет Симон Бернщейн (Симон Абрамович Бернштейн) е роден през 1925 г. в гр. Новгород-Волински, Житомирска област. Завършва философския факултет на Университета в Алма Ата и защитава аспирантура. Ръководи работническо литературно студио в дом на културата, работи в паркова администрация. Поет на самиздата, стиховете и епиграмите му се разпространяват ръкописно и на машинопис. Умира на 21 януари 1973 г. в Москва. | stihi_ru |
Российский фондовый рынок сегодня идет вверх вслед за рынком мировым, сообщает «Эхо Москвы».
Большинство акций растет в цене. Индекс РТС к этому моменту поднялся более чем на 1,5 процента, ММВБ – почти на 2. | Fontanka |
Надоели Саше суши,
Лобстера решил откушать.
Он варил его в ведре
Во дворе и на костре.
Только был хитер омар
И совсем не дуремар -
Притворился,что сварился,
Краской красною покрылся.
Только Саша взял поднос -
Лобстер хвать его за нос!
Саша не лишился носа -
В океан злодея бросил!
И теперь,совсем не враки,
Говорит: "Вкуснее раки!"
Фото из Интернета. | stihi_ru |
Вдохновение здесь:
http://www.stihi.ru/2016/11/08/5045
"И горизонты дальше не видны..."
(Ирина Фетисова-Мюллерсон)
***
У чувств и мыслей нет предела,
Они слились как инь и янь,
Как свет и тень, душа и тело -
И их единства не понять.
А горизонт - он прост и ясен.
Он разделяет навсегда.
И пусть порою он прекрасен -
Мне полог ближе был всегда...
Там, в полутьме, мечты и мысли
Вдруг обращались разом в явь.
И сколько в нас от них зависит,
Я сам пойму, лишь их поняв... | stihi_ru |
Всё шло к тому. Любовь свою теряя,
Расстались тихо, даже не враги.
С тех пор живу один, не изменяя.
Она живёт с любимым, но с другим.
И пусть глаза слезами набухают,
Любовь осталась розовой мечтой.
Кто не любил, так тот и не страдает.
Кто не страдал -- не плачет. Ну и что!
Пройдёт любовь, за ней придёт другая.
Красивит тень из подглазных мешков.
Влюбляйся вдрызг, и без конца и края
Почувствуй вкус вершков и корешков! | stihi_ru |
Я еду в метро, время утренней давки,
Девчата сидят и стоят возле лавки:
Там груди, там ноги, направо, налево-
Куда мне смотреть, чтоб не умер Валера!
Еще я заметил там NIKE, между ног,
И взглядом от NIKE оторваться не мог!
Понятно, что NIKE на штанах этикетка,
И девушка тоже, такая, кокетка!
Я ,так, вам скажу, что нет лучшей рекламы:
Компании NIKE и для будущей мамы! | stihi_ru |
Андрию.Из романа "Тарас Бульба"
Родину продать за бабу.
На..й,на..й.Никогда.
Родину сложить на плаху
На чашечку весов с размаху.
Эту красоту полей,
Красоту степей,лесов.
На другую чашу бабу.
Не сравнивай и не смей.
Родину продать за бабу.
Родину сложить на плаху.
Нах..й,нах..й,никогда.
Будь она в сто раз сопливей.
Всех Венер,девиц красивей
Мадонну лапай,иногда.
А чтобы Родину продать.
Родину сложить на плаху
Нах..й,нах..й,никогда.
Родину сменить на бабу
Баден-Баден на Канаду
Прибайкалье на Сахару.
На...й,на...й,никогда. | stihi_ru |
Пройду я мимо не взглянув,
В твои глаза,в твою улыбку.
Так грусть, печаль свою смахнув,
Лишь вспомнил вновь, свою ошибку.
Ошиблось сердце полюбив,
Как глупо верило,да ждало.
Но я по жизни терпелив
И вырву с сердца это жало.
Пускай заноет, заболит,
Да вновь не сплю,всё вспоминая.
Во сне душа моя взлетит,
Любимых нежно обнимая.
Коснусь здесь может и тебя,
Нет,не забыло сердце раны.
Ах,как мне жарко от огня,
И с болью ноют мои шрамы.
Глупа любовь, как смерть глупа,
Куда нам деться от ошибок
Мы вновь получим от пупа,
Пусть плачем,но больше всё ж улыбок.
Обходим мимо, так судьбу,
Всё ищем,а мечта летает.
Когда-нибудь её найду,
Все ищут то,чего не знают.
Нет,не вини ты сердце зря,
Любовь ведь в нём, всё ж зародилась.
Пройдёт та ночь, пришла зоря,
Знай,это жизнь в тебе,так билось!!! | stihi_ru |
Ремесленники. Мишутка и его друзья
http://www.proza.ru/2017/09/11/510.
Приближалась осень, через пару недель начинался учебный год. Мишутка повзрослел, он был уже второклассником. Ему так понравилось отдыхать на каникулах, что в школу идти совсем не хотелось. Лето, почему-то, пробежало удивительно быстро. Они с Енотиком с утра до вечера купались в речке и лакомились вкусной малиной. Лазили по деревьям, вернее, на дерево взбирался всегда Мишутка и доставал из пчелиного дупла сладкий и душистый мед. Мед был запакован в соты, которые напоминали большие коробки. Мишутка хватал первую попавшуюся "коробку" и бросал её Енотику, а тот со всех ног удирал в шалаш, его они построили на берегу реки и частенько прятались там от взрослых. Ох, и доставалось же Мишутке от пчел! Мама-пчела даже летала к маме-медведице и жаловалась на проказника. Но мёд был таким вкусным и добывать его было так весело, что, не пчелиные укусы, не жалобы не могли остановить наших друзей. И вот, всему этому веселью и проказам наступал конец.
***
- Слушай, Енотик, а не хочешь ли ты заняться каким-нибудь ремеслом - Мишутка сидел на лавочке и рассматривал картинки в толстой книге сказок.
- А ремесло -- это что -- Енотик лениво потянулся.
-- Это, когда ты делаешь какую-нибудь работу, и тебе за это платят деньги. Представляешь, большая куча денег и никаких учебников, и в школу ходить не надо.
Ремесло возникло в давние-давние времена, и сначала было только ручное. Люди делали руками какую-нибудь работу, например, пекли хлеб или шили одежду, а потом это все меняли на другой товар друг у друга.
- Это как Чего это я свои вещи или булки кому-то отдавать должен Не дам!
- Какой же ты Енотик непонимающий! Вот смотри, у тебя есть карандаш, а у меня мед. Ты хочешь меда
- Конечно, хочу, он вкууусный...
- А я рисовать хочу. Давай мне карандаш, а я тебе дам мед. Понял теперь, зачем люди обменивались вещами и продуктами
- Да, только все равно жалко свое отдавать.
- Ну тебя, слушай дальше. Через много-много лет те, кто занимался одним и тем же делом, стали собираться вместе. Они придумали новое слово и стали называться артелями, потом несколько артелей собирали под одной крышей, ими руководил один хозяин и стали они фабриками и заводами. Там люди делали одну общую работу, они строили разные машины и с их помощью сеяли и собирали свёклу, а потом добывали из нее сахар. Пекари стали работать на хлебокомбинатах, потому что там выпекают хлеб. Те, кто шил одежду, пошли на фабрики, где стояли швейные машинки и сшить одежду можно было очень быстро. А людей, которые все придумывали стали называть учеными. Я тебе книжку дам, там про все написано.
- Уф, какой же ты, Мишутка, умный! Сколько же это надо книжек прочитать Я тебя, прям, совсем зауважал.
А было бы здорово! Даааа, это бы, конечно, не плохо, было бы... Не, не книжка. - Енотик приподнялся и уставился на Мишутку. -- Говоришь - куча денег и в школу ходить не надо. Надо подумать.
***
И они стали думать.
- Наверное, нам надо стать музыкантами. - Мишутка вертел в лапах палку. - Смотри, палка толстая, мы проковыряем дырку и получится дудка, я такую в книжке видел. Я буду играть, а ты будешь петь.
- Ну, вот еще: дырку ковыряй, песни пой. Нет, драть глотку я не буду, да и петь я не люблю. Думай дальше, - и Енотик уставился в небо. В небе плавно кружил самолет, вдруг, от него начали отделяться какие-то точки. Они были совсем маленьким, а потом, потом над ними раскрылись огромные зонтики, точки превратились в человечков и скрылись где-то за лесом.
- Я придумал, - закричал Енотик, - мы с тобой станем тренерами и будем всех учить прыгать с такими зонтиками.
- Ох, и неуч же ты, Енот. Сколько тебе раз говорить, чтобы ты книжки читал или картинки смотрел. Это парашюты и прыгают с ними парашютисты.
Парашюты -- это такие большие зонтики из ткани. Они называются куполами и имеют форму двадцативосьмиугольника. Их шьют из одиннадцати кусков прочного и очень легкого материала. Потом по краям и куполу пришивают толстую тесьму, которая не рвется, получается двадцать восемь петель - это столько же, сколько треугольников на куполе. К этим петлям цепляют стропы, а к ним уже прикрепляют людей или груз. Парашют служит для того, чтобы люди медленно опускались на землю, а не кубарем летели с высоты. А еще с помощью парашютов опускают разные грузы и помогают затормозить самолеты и ракеты при посадке.
Интересно, где ты возьмешь парашюты На них нужен специальный материал, а к нему нужны швейки. Не, не швейки. Как же они называются Швачки парашютов. Не, не так. Короче те, кто будет шить эти зонтики. А где их взять Наши подружки-лисички еще маленькие. А потом надо раздобыть самолет, научиться на нем летать. А он, вон какой огромный. Мы с тобой и до педалей не достанем, или как там это называется Наберем мы с тобой парашютистов, взлетим, а они, хрясь, с недошитыми куполами, и об землю. А нас, бац, и в тюрьму, а там, знаешь, кто сидит -- Мишутка так распахнул глаза, что они стали похожи на два яблока. -- Пре-ступ-ни-ки!!! Неее, это нам не подходит.
***
- Преступниииики, - задумчиво протянул Енотик, - тогда мы с ними будем бороться и их ловить. Мы с тобой станем крутыми полицейскими. В каждой лапе по пистолету, за плечами автомат. Нет, два автомата. Нет, лучше три. Преступник сумку, бац, а мы из пистолета, бах, и очередью из автомата. И как закричим: "Руки вверх! Вы окружены! Сумку на землю!" - и за решетку. А нам с тобой по ордену, и ...
- Ага, машинку, которой крышки закатывают, знаешь, как она еще называется Губозакаточная. Так мама говорит, когда я прошу что-нибудь не нужное. Неее. Надо придумать что-нибудь другое.
***
Из-за поворота показалась телега с сеном. Сосед дядя Миша готовился к зиме.
- Дядь Миш, - закричал Мишутка, - а вам сено зачем
- Дык, зима скоро, надо берлогу утеплять. Да и племянник обещал картины свои писать приехать. А ему сено надо для этих, как их там, слово такое мудреное, натримордов. Да и травы много было. Лето-то, вон, какое - с солнышком да с дождичком. Не пропадать же добру. Да и где, то сено, по осени искать. Мокрое будет, дожди-то, однако, сильные обещают. А так, почитай, что жилу золотую нашел. А вы, пацаны, чего бездельничаете -- И телега скрылась в соседнем дворе.
- "Натримордов" - это что Может нам этим заняться - спросил Енотик.
- Натюрморт. Дядя Миша всегда это слово забывает. Ты помнишь, в прошлом году, когда я писал картину для мамочки. Приезжал художник Так вот, он мне рассказывал, что натюрморт -- это когда ты рисуешь вещи, которые расставляешь сам. Дядя Миша повез сено, если его разложить на столе и поставить на него вазу с цветами или какие-то мамины тарелки, получится самый настоящий натюрморт.
Только этим мы заниматься не будем. Я уже рисовал и краски добывал, как самый настоящий ремесленник. Почему-то денег мне за это не дали, только все хвалили.
- Я придумал, - закричал Енотик, - дядя Миша сказал про золотую жилу. Мы с тобой станем кладоискателями. И найдём...
***
- Ребятишки, хватит мечтать, - мама-медведица остановилась около калитки, - помогите мне занести в дом корзинку и бегом в библиотеку. Лисавета Патрикеевна получила новые учебники, она вас ждет. А ремесленниками вы еще станете: и инженерами, и учеными, и хлебопеками, и космонавтами. Кем захотите, тем и станете. Только для этого надо учиться и читать много книжек. | proza_ru |
(Фотография Лесо-Веда(И.Баранов) "В речных протоках заблудилось солнце..."
"В речных протоках солнце заблудилось",
Наверно что-то в мире приключилось,
Теперь сияет солнце из воды,
Там освещает местные сады.
1 июля 2016 г. | stihi_ru |
Коньяк подействовал. Ушла тревога, ушли страхи, пришли успокоение и расслабленность. Я развалился перед телевизором и лениво смотрел "Религиозный календарь".
- Дорогие телезрители, Вы, конечно помните, какой завтра день. Двадцать первое декабря - День первого Посвящения. Это праздник всех, кто стал Посвященным в этом году. Как всегда, будут проводиться...
Тут изображение дрогнуло, мигнуло и сменилось ровным белым фоном. Я встал было, чтобы осмотреть телевизор, но тут картинка вновь появилась. На экране появилась вращающаяся эмблема Новой Церкви, послышался знакомый голос:
- Граждане Мегаполиса 14, - вещал Патриарх Владислав, - на город совершено нападение. Угроза, предположительно, исходит от Мегаполиса 26. Всем собрать вещи первой необходимости и действовать по схеме "Эвакуация". Панике не поддаваться.
Я пулей выскочил из кровати, оделся, схватил продовольственный пакет, дернулся было к двери, но спохватился, вернулся в комнату, взял с полки семейную фотографию, разбил стекло, вытащил ее из рамки и сунул во внутренний карман. Пусть я не верующий, но память умерших нужно уважать.
Лифт был не наполнен - забит людьми. Их было столько, что казалось, что стенки кабины вот-вот разлетятся под их давлением. Я побежал по лестнице и через пару секунд понял, как правильно я сделал, что вернулся за фотографией. Дом тряхнуло, наверху раздался треск, и по лифтовой шахте пронесся огромный кусок бетона. Удар, звон стекла и человеческие крики. На мгновение я впал в оцепенение. Мне представилось, что я мог бы выбежать из квартиры на пару минут раньше и оказался в том лифте...Но тут я сообразил, что возможны еще обвалы, потому нужно торопиться. Посреди лестницы валялась куча стеклянных осколков. Пытаться пролезть через них было бы безумием. Пришлось чуть подняться и перейти на другую лестницу. Внизу был слышен стук ботинок о ступеньки, видимо, кто-то спускался впереди. Пробегая мимо окон, я боковым зрением видел пролетающие внизу черные вертолеты. Значит, полная мобилизация. Все силы Ордена Священников брошены на борьбу. Стало быть, действительно - не просто рядовое нападение, а настоящая осада.
На первом этаже лестница не кончалась. Пол был разворочен, и посреди холла зияла теперь огромная дыра, в которой, если приглядеться, можно было увидеть продолжение лестницы. Вокруг этой дыры стояли четверо Священников. Я чуть помедлил, нащупывая ногой первую "подземную" ступеньку и шагнул вниз. Напоследок я еще бросил взгляд на стеклянную дверь и увидел за ней, как смыкаются, перекрывая улицу, толстые прозрачные створки. Что ж, теперь-то я понял, зачем в середину здания всегда вставляется бронированная перегородка.
Разумеется, наличие обширного подвала под домом не было для меня неожиданностью - по моему приказу "зодчие" десятки раз выкапывали эти подвалы. Помнится, поначалу я чувствовал гордость, что вношу вклад в защиту общества от внешней угрозы. Потом это прошло. Конечно, для защиты общества я сделал не больше, чем какой-нибудь рабочий, вытачивающий лопасть винта боевого вертолета. Но, в общем-то, и для рядовых граждан подвал не был тайной. О таких вещах, конечно, не говорят вслух, поскольку они имели стратегическое значение, но все почему-то об этом знали.
Идя по коридорам "подвала", я все думал: "Почему Почему Почему" Не секрет, что с Мегаполисом 26 у нас всегда были натянутые отношения, прежде всего из-за различия во взглядах. Патриарх Двадцать Шестого был сторонником радикализма и зачастую совершал те или иные политические преобразования, не задумываясь о последствиях. Владислав же, Патриарх нашего Мегаполиса 14 был убежденным консерватором. Придя к власти, он ввел незначительные изменения в Кодекс законов и на этом, собственно, остановился. Большую часть населения это вполне устраивало, поскольку устройство было довольно демократичным, ни одна каста, не считая Еретиков, разумеется, не была чрезмерно ущемлена в правах. К тому же, насколько я знал, во многих Мегаполисах уже долгие годы царит беззаконие Священников, с которым не удается справиться уже нескольким поколениям Патриархов, но Четырнадцатый к ним не относится. Не знаю, каким образом, но Владиславу удалось найти общий язык с Орденом. Возможно, он чем-то подкупил Совет Священников, а возможно, чем-то шантажирует, но Священники в нашем городе выполняют исключительно полицейские обязанности, как им и положено.
Никогда бы я не подумал, что конфликт между Патриархами может зайти так далеко. Все-таки война, если это и впрямь она, - это, в первую очередь, очень кровопролитное, а также - очень дорогое "мероприятие". А, может быть, в этом смысл Патриарх - как же его зовут - своей агрессивной политикой довел Мегаполис 26 до катастрофического состояния, вполне возможно даже, что начались восстания, бунты, мятежи. Вернуть город в нормальное состояние эволюционным путем уже нельзя, раньше надо было думать, значит, остается поставить на карту все и попытаться сделать это путем захвата "соседа". Если он выиграет, то станет владельцем двух Мегаполисов и затаится до тех пор, пока снова не кончатся ресурсы. Если проиграет, то потеряет все, потому что бывший и без того ничтожным, а теперь еще и окончательно ослабленный Двадцать Шестой не устоит перед контратакой, если она будет. А будет она в любом случае. Во-первых, это прекрасная возможность в легкую расширить владения, а во-вторых, население Двадцать Шестого само будет молить: "Кто угодно, только не он!" Только одного я не понимаю, неужели их Патриарх всерьез рассчитывает на победу. Выходит, что либо он непроходимый дурак, либо цель этой войны совсем иная. Но других вариантов, кроме как борьба за территорию, я не вижу.
Сзади слышатся шаги, потом меня хватают за плечо. Оборачиваюсь. Какой-то Священник. Секунду он оглядывает меня, затем спрашивает:
- Умеете оружие в руках держать
- Да, стандартная военная подготовка, а что -- у меня возникает неприятное предчувствие.
- Объявляют всеобщую мобилизацию.
У меня холод проходит по коже.
- Все так серьезно
Священник кивает, и тут же раздается жуткое завывание и еще громче - голос Патриарха:
- ВНИМАНИЕ! ОБЪЯВЛЯЕТСЯ ВСЕОБЩАЯ МОБИЛИЗАЦИЯ! ВСЕМ МУЖЧИНАМ, ПРОШЕДШИМ ВОЕННУЮ ПОДГОТОВКУ, ПОДОЙТИ К СВЯЩЕННИКАМ ДЛЯ ПОЛУЧЕНИЯ СНАРЯЖЕНИЯ И ОРУЖИЯ. ВНИМАНИЕ! ОБЪЯВЛЯЕТСЯ...
Я кивнул, и пошел за Священником в какой-то боковой, видимо, служебный коридор. Через полминуты мы оказываемся в большом зале, похожем на залы ожидания в аэропортах или на вокзалах. Народу было уже довольно много. Это надо же, подумал я, сколько желающих умереть за Отечество. Священник, который вел меня, кивнул на самую длинную очередь, я тоже кивнул и встал последним. | proza_ru |
Небо, словно серый мел,
Тучи тянутся бесстыжие.
Дождь берёзовый запел --
Полетели капли рыжие.
Под опавшею листвой
Утонули все тропиночки,
И качает головой
Лист над красной журавиночкой*.
И глядят в глаза мои,
Улыбаясь, краски зрелые;
Освещая даль земли,
Полыхают свечи белые.
И горят они сильней,
Душу радуя сиянием...
Сердцем чувствую больней
С листопадом расставание.
* -- Уменьшительно-ласкательное от слова клюква (бел.) | stihi_ru |
Колеи на расстанной дороге, как рвы,
Спотыкаются ватные ноги,
На лице моём бледность нездешней любви --
Оттого ли, что ждут меня Боги
Слёз не лейте, пожалуйста, думайте: сплю
И что снятся мне рощи и долы,
Несмышлённый птенец, попавший в петлю
И спасённый по божьей воле.
Попрощайтесь со мною -- я не умел:
В путь последний ушёл по-английски...
Среди белых берёз неприметна постель:
Листья хост да чистец византийский.
*Расстанная -- от глагола "расставаться" -- дорога, по которой возили покойников. | stihi_ru |
Ещё один бесцельный день
прошу простить мою усталость
в ночи приходит в гости тень
и сон даруется как жалость.
Там пропадает напрочь явь
цветы волшебные встречают ...
и тень от тишины устав
кольцом из рук своих ласкает.
25.02.2017 | stihi_ru |
Шла я в сад, через лесок,
Нашла красненький грибок,
"Как зовут тебя скажи,
Своё имя назови"
"Красна шапка у меня,
Далеко в лесу видна,
Ножка в белом сапожке,
Это я же - сыроежка.
Звери любят все меня,
Мышки, белки и лиса,
А ребята в лес пойдут,
Сразу все меня найдут".
"Свои грибки кладу в лукошко,
И вкусной будет мне картошка,
Угощу тогда я всех,
Папу, маму и друзей". | stihi_ru |
ТРИОЛЕТ
Кого в стране считали симулянтом.
А он ведь был прекраснейший талант.
Поэт, художник был не дилетант,
Кого в стране считали симулянтом.
Да, соглашусь, что был чуть-чуть педант,
Когда писал какой-нибудь трактат,
Кого в стране считали симулянтом.
А он ведь был прекраснейший талант.
09.02.2017г. Москва | stihi_ru |
Где я, кто я, который день
Потеряла ли, потерялась
Под глазами ложится тень,
Обнимает меня усталость.
Мне бы полной грудью вздохнуть,
До заветной дали домчаться...
......................................
Знаю: степью проложен путь
К морскому солёному счастью,
Там есть домик на берегу,
На верёвках бельё трепещет,
И я даже вспомнить могу
Цвет каждой исчезнувшей вещи,
Аромат травы золотой,
Обожжённой солнцем палящим.
Вот босою ступаю ногой,
И мне сердце пронзает счастьем,
Мои губы смехом живут,
А глаза живут удивленьем.
Нас с моря домой позовут -
Будет чай с вишнёвым вареньем,
Будет бабочка возле нас
В тенистой беседке кружиться,
Наконец- то, на этот раз
Сесть на стол наш не побоится.
Заглянув друг другу в глаза,
Мы с нею замрём в восхищенье...
.....................................
Не случались давно чудеса,
Мчались вторники , воскресенья,
И сейчас вот, объята тоской,
Вдруг вижу, что счастье садится
Той же бабочкою золотой
На нынешней жизни страницу. | stihi_ru |
Так повелось уж на Руси-то,
Что дураков -- давно не счесть!
И то, что души, словно сито:
Все пропускают, все, как есть.
Лампады в фосфоре, кадила,
Нам говорят: огонь возник!
Постойте! Я же -- не м@дило,
Что головой к земле поник.
Законы химии-то вроде,
Еще я с парты изучил.
И на моем лице, не морде,
Нет слова: "мальчик-имбицил"!
За веру -- сам вгрызусь под кожу,
Плечо подставлю, жизнь отдам!
Смеяться на душой -- не гоже,
И в душу плюнуть я -- не дам.
Привыкли люди: сор, да в избы!
Душеприказчиков -- мильен!
И словно псам -- бросают фризби
Религий разностных бульон.
Так вера что Роднит народы,
Сплочает люд, ведет к душе!
Но только папские оплоты,
Поборами -- забьют туше.
Они -- в шелках,живот их сытый,
Порою, пузо --до земли!
А вот святой --он -- верой битый,
И тонок: стебель, ковыли!
И как же верить люду вроде
Душа же вот она -- в свету!..
У веры -- нет десятков Родин,
Религии -- и там и тут.
Я -- не сужу, отцы святые!
Я сам -- душа, помилуй Бог...
Ну, понастроили святыни..
На деле же -- души чертог!
Клянутся всюду и по миру,
И римский папа и попы!
...а после, пиры, пиры, пиры!
-- Опустотелые столпы!
Уж так и есть, что государство
Стоит на трех ногах давно!
Цари, солдатики и папство, --
А людям -- дальше: все равно... | stihi_ru |
http://www.proza.ru/2015/11/04/2392
Непривычно молчаливая Лёлька вдруг спросила с сомнением:
- А если он всё же с улицы пришёл, чужак
- Представьте, человек идет мимо дома, - через короткую паузу заговорил Дакота, - видит подъезд, решает устроить в нём засаду. Случайно он знает код замка или у него в кармане случайно завалялся ключ от подъезда. Заходит, выкручивает лампочку. А она, между прочим, в плафоне, надо несколько шурупов вывинтить. Потом он занимает место, где на него как можно меньше света упадёт, когда наружная дверь откроется. А подъезд, кстати, довольно неудобный для засады. И всё это в чужом подъезде, где он, как мы предполагаем, впервые. Впрочем, эту версию тоже нельзя отбрасывать. Но сначала по знакомым пройдёмся.
Он посмотрел в блокнот.
- Стас Мещеряков, как я понимаю, твой приятель, - он поднял голову и посмотрел на Артёма.
- В полдень того дня он уехал к родителям встречать Рождество. Я видел у него билет на поезд. Очень звал поехать с ним.
- А Пунич Это кто -- Дакота глянул на Лёльку.
- Ася и Артём знают его с детства, в одной уличной команде тусовались, - пояснила Лёлька.
- Какое-то время мы с ним не виделись, его семья в другой район переехала, - добавил Артём. -- А когда мы с Асей в эту квартиру въехали, Пунич оказался нашим соседом.
- Он тут изо всех сил опекал Асю, просто ангелом-хранителем её стал, - заговорила Лёлька. -- Руки у него золотые, этого не отнимешь. По дому абсолютно всё умеет. Об Асе заботился очень трогательно, но отношения оставались на уровне брат-сестра. Я, по-правде сказать, очень этому удивлялась. Видно же было какое-то... чуть ли ни обожание с его стороны. При этом Ася с ним не церемонилась, могла прогнать, выставить за дверь. Он нисколько не обижался, принимал как должное.
Женя задумчиво посмотрел на Лёльку, мягко побарабанил по столу пальцами.
- Так он здесь, рядом живёт
- В соседнем подъезде. Толик очень любознательный, всё видит, всё знает. Ася называет его Штирлицем, а иной раз даже сердилась, что Пуняша в курсе всех её дел. Вот только когда наблюдательность его позарез нужна, он оказался не при делах.
- Почему -- пристально посмотрел на неё Женя.
- Был на смене. Он в охране работает.
- Он Асю навещал в больнице
- Ася говорила звонил. Был страшно расстроен, чуть не плакал, просил у неё прощения.
- За что
- Ну вот, что не оказался на месте в нужный момент, не уберег.
- И всё же проведать в больницу не пришел, - констатировал Женя.
- Меня это не удивляет, - сказал Артём. -- Он какой-то... то ли застенчивый, то ли стеснительный. Когда мы узнали, что опять соседями будем, Толик так сильно обрадовался, просто счастлив был. Мы пригласили его к себе, он с удовольствием пришёл. Но всего один
раз. Больше не приходил. Хотя встречам во дворе радовался, охотно вступал в разговор. Бывало, я или Ася гуляем с ребёнком, а он сопровождающим рядом ходит. По целому часу.
- А может быть, пригласим его -- вдруг предложил Женя. - Такой наблюдательный и любознательный будет не без пользы.
Артём без лишних слов пошёл к телефону, раскрыл телефонную книжку, лежащую на полочке рядом, и нашёл в ней Толика. Одни долгий гудок, второй, следом послышался голос.
- Толя, это Артём Никитин. -- Да, я тоже рад тебя слышать. -- Где Недалеко от тебя, мы снова соседи. -- Да, снова. Толя, ты можешь сейчас прийти -- Нужна твоя помощь. Придёшь -- всё объясню. -- Отлично. Жду.
- Придёт, - сказал Артём, опуская трубку.
- Его квартира на втором этаже, справа от вашего подъезда
- Да, - несколько удивлённо подтвердил Артём.
Женя вспомнил, как во второй раз подвозил Асю домой, вспомнил качнувшуюся штору в окне второго этажа. Из-за шторы - ему показалось тогда - кто-то на них смотрел. Теперь он был уверен, что именно любознательный Толик Пунич стоял за той шторой.
Толик был удивлён и даже как будто растерян, обнаружив в квартире вместо одного Артёма целую компанию. Ещё больше удивили его личности присутствующих. Увидев Дакоту, он непроизвольно стрельнул глазами в Артёма. Тот был спокоен, сказал:
- Знакомьтесь, Толя Пунич. Толик, Ольгу ты знаешь. Это Женя Дакота. Это Калина.
- Паркур! -- вспомнил Толик. -- Ася рассказывала.
- Мы тут пытаемся вычислить напавшего на Асю, - сказал Артём.
Пунич перестал улыбаться, обвёл всех глазами:
- И как
Женя неопределенно дёрнул плечом.
- Тебя позвали на помощь. Говорят, ты человек очень внимательный, наблюдательный. Поройся в памяти. Часто бывают ситуации, на которые сначала внимания не обратишь, а потом, после каких-то событий, они видятся совсем в другом свете. Кроме того, мы согласны с выводом следствия, что нападение готовилось именно на Асю, поэтому пытаемся вспомнить всех её знакомых.
- Первое, да, резонно. Я подумаю. А знакомых... это не просто. Начинайте с читателей библиотеки.
Все переглянулись.
- Я про них не забыл, -- сказал Дакота. -- Читатели, жители подъезда и всего дома, участники недавней вечеринки, - он посмотрел на Артёма. -- Это второй круг. А первый, малый круг -- те, кто был к ней ближе.
В тот вечер они не раз кипятили чай, засиделись чуть ни до полуночи. Женя переворачивал одну страницу блокнота за другой, заполняя её своими пометками. Наконец, он закрыл блокнот, потёр глаза.
- Теперь я буду с этим работать, - сказал он. -- От вас пока ничего не нужно.
- Понадобится помощь, только позвони, - настойчиво предложил Пунич. -- У меня куча свободного времени.
- Хорошая работа, - позавидовал Женя.- Где такую нашёл
- Охранники часто работают по графику двенадцать часов смена, потом, считай, двое суток дома. Так что зови, буду только благодарен.
- Договорились, - кивнул Женя, поднимаясь.
http://www.proza.ru/2015/11/05/713 | proza_ru |
Душа болит.
Открыла глаза -- темно, значит ночь или очень раннее утро. Проснулась от боли. Болит голова -- Нет. Живот -- Нет. Что же болит ...Душа.
Боль в душе - один из самых верных знаков на дороге жизни, указывающий, что я свернула опять не туда. Чувство тоски и странное тревожное предчувствие означает, что иду против своей истинной природы, против своих высших принципов и настоящих ценностей.
- Душа, что с тобой Почему болишь
- Зачем меня закрыла в клетку
- В какую клетку
- Клетку Разума. Не нужно бояться быть собой и жертвовать тем, что тебе чуждо -- я отплачу состоянием радости и благодарности. Открой дверцу, ключи у тебя. Часто твои высшие ценности совсем не совпадают с "моралью общества", но "чтобы выжить", ты идешь на уступки, делаешь то, что тебе претит. К истинному счастью и успеху можно прийти только под руководством Души. Не иди против самых светлых принципов, как бы страшно не было, нет лучшего лекаря, чем настоящий момент. Отключись от всего, что не касается этой секунды. Просто отбрось мысли, отбрось переживания, и впитывай то, что есть. Тогда начнет распускаться роза Души - как на ладони, раскроются все настоящие потребности и подлинные нужды. Просто останься здесь. Я -- твоя Душа - самый точный инструмент для измерения чистоты помыслов.
Душа смолкла. Наступил покой и умиротворение. Мысли, которые вызывали страх, трусливо сбежали, уступив место мыслям о всепоглащающей Любви к Творцу. Все прекрасно! Меня окружают люди, даже более интересные и необычные, и любимые, чем я мечтала. В голове промелькнуло решение. Душа улыбнулась и распахнула дверцу клетки.
- Ты живешь правильно, иногда ты просто не можешь поверить, что это твоя жизнь. Ну просто невероятно, насколько она крутая и интересная!
- Это да! -- согласилась я с Душой. И все мои неудачи и промахи имели смысл.
Судьба снова мне приготовила очередные приключения и я с радостью жду их!
Боль ушла, пришел Сон. Нежно погладил по головке, поправил одеяло и стал напевать мелодию без слов. В которой был и шум ветра и шелест листьев, и пенье птиц, и все это было в золотистом свете счастья. И вот я уже шла по лесу и собирала ягоды, хотя стояла золотая осень и было совсем не ягодное время.
- Ау, - услышала я.
- Ау, я здесь!
Мы шли молча, просто наслаждались чудесной погодой, а белые грибы сами выглядывали из под хвойных лапок, а осинки звенели листочками, приглашая за красноголовиками. На поляне по- летнему зрела крупная земляника, на кусту по весеннему висели фиолетовые ягоды жимолости. Все смешалось в природе и весна и лето, и осень. Как и в Душе.
Заиграла веселенькая мелодия. Проснулась. Это пришла смс на телефон. Я стала читать: "Сегодня видел тебя во сне, мы в осеннем лесу собирали грибы и ягоды, погода стояла чудесная."
Кто у кого был во сне | stihi_ru |
Бесконечное синее небо...Откуда ты Под тобой вся земля. Люди смотрят на тебя, что они видят То же, что и я
Порой мне кажется, что я растворяюсь в твоей глубине. Или она поглощает меня. Что я могу дать тебе, что можешь дать мне ты
"Бесконечное синее небо! Кто создал тебя Я хочу быть с тобой! ..."
Маленькое перышко падало на землю из синевы. Медленно, плавно оно опускалось вниз. Этот полет завораживал, но земля все ближе и ближе...Вдруг сильный порыв ветра подхватил перо, и оно взмыло опять в синеву...потом все же камнем упало.
Порой мне кажется, что это перо -- я. Ветер -- просто судьба. Небо...кто ТЫ
Я опять на земле...Земля, неужели ты сильнее Ты будешь бороться с небом, пока существует этот мир. Я рождена в вашей войне маленьким пером. Но кем Небом или землей Почему меня притягивает небо, но падаю я на землю Ветер, тебе нетрудно поднять меня ввысь... Что я без ветра...ничто...пустота. Нечто, пытающееся из темноты выйти на свет, не зная дороги.
Я знаю только одно: если ветром забросит в небо -- меня сожжет солнце; если буду я на земле -- меня растопчут люди.
Когда я ближе к небу, то растворяюсь в ярком свете. Может, я им становлюсь Когда я на земле, то растворяюсь лишь во тьме. А может, я ей становлюсь
И эти два начала -- две жизни маленького пера. Его не спросит ветер, какую выбирать, хоть знает он, что лишь полета миг перо желает. И в небе -- смерть, и на земле -- она же. А что меж ними Пустота, ветра/... Лишь им перо подвластно.
Я многое пыталась изменить, но вот однажды, меж землей и небом, замерла. Перо исчезло. Часть стала светом, другая -- тьмой. И, меж двумя огнями, я живу теперь.
Одной рукой держу я небо, другой держу я землю.
Я стала странным существом. На голову осели чьи-то перья. И на плечах, и на руках они же. Мне стало грустно, я вздохнула... и перья с головы и плеч взлетели в небо, упали наземь. Я помню, что была пером. Я знала это точно. Но лишь одно сейчас хочу узнать наверняка: кто я теперь Я стала ветром для одних, опорой для других. А кто я для себя Опять же пустота... | proza_ru |
Ты волю чувствам дал своим
И я счастливых глаз не прячу.
Мы -- близнецы, и мы -- шалим.
Задор наш ясный -- наудачу.
Среди раздолий вновь привал...
В лугах златых ветра -- хмельные...
Танцуют белой ночью вальс,
Уста целуя наливные... | stihi_ru |
Футбольный клуб «Зенит» близок к покупке аргентинского полузащитника из «Тальереса» Эмануэля Рейносо, уверяет пресса. Как 20 июля сообщает Tuttosport, в услугах 21-летнего игрока заинтересован главный тренер сине-бело-голубых Роберто Манчини.
Отмечается, что «Зенит» достиг с «Тальересом» принципиальной договорённости о покупке игрока. Сумма трансфера составит около 10 миллионов евро. Предполагается, что Эмануэль Рейносо подпишет контракт с петербургским клубом на пять лет.
Сезон-2016/17 стал первым для Рейносо на взрослом уровне. В составе «Тальерес» он отыграл 29 матчей, в которых забил 2 гола и отдал 3 результативные передачи.
Ранее сообщалось, что «Зенит» согласился заплатить «Сан-Паулу» 18 млн евро за защитника Родриго Кайо. | Fontanka |
Умученная теплотой испорченного холодильника
Красная рыба
Вознеслась, вся в амбициях, и перьях фрактальных
Я открыл холодильник, и знания тайного глыба
Пала на пол из морозилки тоннами
Платежей коммунальных
Я сказал неевклидовой сути чужих
Многомерных пространств: Я тебя ведь поймаю
И к дивану браслетами пристегну, чтоб ни разу
Не смылась
А за окном проносились картины
Оранжево-снежного мая
И мечтал я о том, что тупейшей
Технике бытовой
И не снилось | stihi_ru |
Любовь святая, и недаром,
В какой поре её не встреть,
Хоть в юном возрасте, хоть в старом
Она научит сердце петь.
Она нас делает богаче
И непременно всех сильней.
С любовью лишь возможно счастье
И жизнь прекрасна только с ней.
Любовь святая, дарит крылья
Мы с ней летаем выше птиц.
Любовь -- восторгов изобилье,
Пусть наша жизнь всего лишь блиц.
Любовь приходит с пылу -- с жару,
Но никогда не впопыхах.
Коль настоящую-то пару
Венчают там, на небесах. | stihi_ru |
Любовь, одиночество, скука...
Так странно переплелись
Какая же все таки мука
И счастье какое же жить.
Как все- не могу и не смею
Как хочется так и живу
О чем, видит бог, сожалею,
Чего, видит бог, не хочу.
Сгрешив, остывая, каюсь.
Покаявшись, снова грешу.
И, уходя, возвращаюсь
А возвращаясь жду
Любви, одиночества, скуки
В едином порыве дня.
Бывают порой минуты,
Прожитые не зря. | stihi_ru |
Листья шуршат под ногами,
Грустная нынче пора.
Кто-то сегодня не с нами,
Кто-то ушёл навсегда.
Гроздья калины-отрада
Рдеют-настал ,значит срок.
Ну что же,грустить и не надо.
Приемлю природы оброк.
Листья шуршат под ногами,
Грустная нынче пора,
Кто-то сегодня не с нами,
Кто-то ушёл навсегда. | stihi_ru |
Нынче Праздник: ведь у нас в лаборатории
Родился мальчонка наш на чешской территории!
Видно, чарки поднимали мы не зря:
Подарила свет-Лариса нам богатыря!
Угодила нам под праздник женский в аккурат,
Будет пир теперь богаче во сто крат.
И отца счастливей в мире не найдёшь,
Если даже земной шар пешком пройдёшь!
А Жанулька только маму видеть рада
И не думала, что ей подарят брата!
4,200 с лишним весит наш Герой...
Ох, и вскружит девкам головы порой!
Всем Лариса сделала подарок,
А себе он оказался вовсе сладок.
С наказом нашим справилась ты добре,
Желаем тебе счастья и здоровья!
Встречают мамы часто милых сыновей...
Ты со своим увиделась впервые!
Поднимем тост за наших матерей,
Что дарят Жизнь и радость Миру!
7-го марта 1988 г. г.Оломоуц. | stihi_ru |
Один мне платье подарил
Красивое и яркое...
Другой порвал одежду, укорил
Не баловал подарками...
Один пытался верным быть
И руку подавал
Другой заставил волком выть
Он был большой нахал
Загадка в строчках у меня
Какой из двух дороже
Кто был примерным без огня
Иль тот, кто дал по роже...
27.05.2017 | stihi_ru |
Владельцы чеченского ресторана «Веселый Бабай» обвинили московский ОМОН в бесчеловечности после того, как силовики провели в нем рейд. Об этом сообщает радиостанция «Говорит Москва».
Как рассказали в администрации заведения, 19 июня сотрудники правоохранительных органов ворвались в ресторан и без объяснения причин положили посетителей на пол. «Вошли, всех гостей, весь персонал грубо уложили. Будто террористы спрятаны. Никакого объяснения, это беспредел просто был. Это бесчеловечно», — заявил администратор «Веселого Бабая».
По его словам, сотрудники ОМОН досматривали машины посетителей, снимали отпечатки пальцев, проверяли паспорта. Ночью уроженцев Чечни отвезли в Дорогомиловское ОВД. Никаких обвинений задержанным в итоге не предъявили.
Адвокат Салам Мусаев сообщил радиостанции, что владельцы ресторана подали жалобы, в частности, в Следственный комитет и прокуратуру.
Источник: Лента.ру | Fontanka |
***
В Москве стихия торжествует,
И майских ливней половодье
Вчера и, видимо, сегодня.
Любой тут вымокнуть рискует.
Забились кое-где ливнёвки,
Текут по тротуарам реки
И в них страдают человеки,
И даже кто довольно ловкий.
В такую хмурую погоду
И пса не выпустишь на волю,
И я сижу себе доволен
И наблюдаю за народом.
Небесные явились силы,
За окнами ликует дождь,
И нашу во спасенье ложь
Опять природа победила. | stihi_ru |
Вытаскивай вытаскивай,
вытаскивай читай.
Вытаскивай как следует,
меня не забывай... мои 25.10.15.год | stihi_ru |
Позднится сумрак настене,
Изанавес бросает тень идень съедает.
И, видимо, внутри, вомне
Ущербность зимняя, беснуясь, пропадает.
Раздробленность подкорки головы
Напоминает буйный день вчерашний.
Логичные преследовали сны, теперь
Восторженность хотелосьбы откашлять.
Покамест ялежу, анеложусь.
Исилясь пробуждаю тело делом:
Шаги, ступени, раковина, шлюз...
Тут резко свет измазал стену мелом.
Айфон жужжит, асмогбы -- так вспотел.
Рискую втишине -- исчертят воздух звуки.
Уборщик снега ночью (есть всему предел)
Кромсал асфальт, ревущий какотдикой муки.
Новремя все равно бежит, течет,
пощечины влепляет, выщербиной метит...
Икаждый день уже почти невсчет --
Так спит декабрь.
Январь нас скоро встретит. | stihi_ru |
Когда ты плачешь -
Ты чужих не видишь глаз,
Все потому -
Что твоя боль - не напоказ!
Лишь дерзость рада
Утонуть глаза в глаза!...
Чужому взгляду
Не нужна твоя слеза....
апрель 2015 | stihi_ru |
С римским профилем и рыжими ресницами,
С сигаретой и котом в придачу,
Вы,поэт,давно мне стали сниться,
Как ни странно,только на удачу.
Хоть поэт и меньше единицы,
Как изволили вы утверждать упрямо,
Продолжаем возводить в патриции
Понимателей с душой-радаром.
Жизнь бросает в полынью по пояс,
Сатанеем от ее подножек,право.
Но обиде вопреки ваш голос
Лишь благодарит за милость дара.
На неcправедливости её -- осанна,
Жест смирения и всходы новых стансов.
Это нам урок,поэтом данный:
Верности себе сквозь годы странствий.
Худ.Р.Морган | stihi_ru |
Шесть струн... душа созвучна песне их,
Я все забыл, хотя играл когда-то,
И видя муки пальцев "не моих",
Вдруг зазвучала "Лунная соната".
Душа дрожала, и аккорд дрожал,
"Орфей" мой начал тихий разговор,
А дом притихший, недоумевал,
Бетховена услышав в "ля-минор".
Спасён, пришло вдруг в голову,спасён...
Не чувствовал мозолей кровяных...
Как девушка, готовая на всё,
К ладони нежно прижимался гриф.
И вспомнил, как когда--то поутру,
Я первых три своих аккорда брал,
Как усмехаясь, под мою "игру",
Высоцкий из "кассетника" звучал.
Как в омуте в рутине утонул,
Забыл я перебор гитарных струн,
Забыл,...а раньше я бы не уснул ,
Давным-давно, когда еще был юн.
И вот дождавшись милости моей,
Судьбы своей и доли не кляня,
Забыв грехи своих минувших дней,
Ко мне прижавшись, вспомнила меня. | stihi_ru |
По реке времен — против течения
Аннабел Фарджен. Приключения русского художника. Перевод с английского Нины Жутовской. — СПб: Журнал “Звезда”, 2003.
Напоминать, что Ахматова слыла не только второй Сафо, но и, по слову Осипа Мандельштама,— русской Кассандрой, почти неприлично. Но что делать, ежели слишком уж многие предсказания Анны-пророчицы почему-то сбывались? Даже те, что силой вещей не должны были сбыться? Допустим, такое: Deus conservent omnia. В ситуации года сорокового, в “беспамятстве страха”, предпослать “Поэме без героя” (“волшебный напиток, который густеет и превращается в мою биографию”) именно этот, шереметевский, девиз в гербе Фонтанного дома — Бог сохранит все? А ведь и впрямь сохранил! Нет-нет, я не про музеи Анны Всея Руси, и не про сам Дом, и не про ахматовский Петербург… Я о тех свидетельствах о жизни, “что бушевала здесь” — и в Доме и окрест, уж их-то, по всем приметам, “река времен в своем стремленьи” должна была смыть. Но почему-то не смыла.
Ну с какой стати человек, далекий от литературы и с Ахматовой не знакомый, Юрий Николаевич Будыко вдруг стал записывать воспоминания о Владимире Георгиевиче Гаршине? (В конце 70-х это еще можно было сделать.) Да, его старший брат Михаил встречался с А.А. и даже записывал беседы с ней, но о Гаршине она ему, естественно, ничего не рассказывала! (См. Петербург Ахматовой: Владимир Георгиевич Гаршин.)
Почему переписка Ахматовой с Пуниным оказалась не у самой А.А. — она наверняка сожгла бы эти бумаги после его ареста, — а у Марты Голубевой, последней жены Николая Николаевича, а та их зачем-то сохранила, хотя особой приязни меж “соперницами” не было? (См. Н. Пунин. Мир светел любовью. Дневники. Письма.)
А чем, кроме “воли рока”, можно объяснить, что в эпоху глобального онемения на пути Ахматовой вдруг, как боги из машины, появились Павел Николаевич Лукницкий и Лидия Корнеевна Чуковская—литераторы, обладавшие редчайшим в ленивой и равнодушной России даром: способностью и охотой в течение многих лет вести подневные записи? (См. П.Н. Лукницкий. Встречи с Анной Ахматовой; Лидия Чуковская. Записки об Анне Ахматовой.)
А какой прядильщик судеб устроил так, что Лев Гумилев и Ариадна Эфрон отбывали ссылку в одном и том же страшном месте, в Туруханском крае? Ведь если бы не туруханские письма дочери Цветаевой к Борису Пастернаку, мы бы никогда не узнали, как, конкретно, в деталях быта, выглядели каторжные норы, в которых прошла молодость и сына Ахматовой, поскольку он сам об этом рассказывать не любил?! (См. “Знамя”, 2003, № 11).
Но самое, может быть, удивительное в череде странных сближений — биография Бориса Анрепа, только что вышедшая в издательстве питерской “Звезды” (Борис Анреп — тот самый кавалерийский офицер, которому посвящено большинство стихотворений в “Белой стае” и “Подорожнике” и о котором до выхода “Приключений русского художника” мы знали настолько мало, что составить хоть сколько-нибудь внятное представление о личности адресата было практически невозможно).
Странно, конечно, не то, что в руках у кого-то там, за морем, на острове зеленом, оказалась груда материалов к биографии одного из эмигрантов первой волны. Странность в том, что автор биографии Аннабел Фарджен — невестка Анрепа. Случай? Конечно, случай. Вот только как же могло случиться, что единственный его сын женился на девушке не просто литературно одаренной, но еще и специально выучившей русский язык, чтобы разобраться в хитросплетениях судьбы своего свекра? В военной и послевоенной Англии, когда по радио читалась “Война и мир”, любопытство ко всему русскому не такая уж редкость, однако английская невестка умудрилась пронести интерес к России через всю свою жизнь. Более того: сумела написать об Анрепе и Анрепах так, что и преданья русского семейства (удивительна, к примеру, фигура Анрепа-отца, доктора медицины, основателя института им. Пастера и члена третьей Столыпинской Думы), и приключения Анрепа-младшего, бонвивана, который сам себя сделал работником, воспринимаются как бережно отреставрированные страницы русской исторической жизни. На том опасном повороте и в те минуты роковые, когда История без спроса и стука вламывается в самые прочные из дворянских гнезд.
Конечно, Аннабел Фарджен такой задачи перед собой не ставила. Ее книга слажена по западным лекалам: максимум вниманиям к любовным авантюрам и триумфам героя в высшем лондонском кругу. В том числе и по творческой части. Но это парадный фасад (если воспользоваться анреповским “мо” — “В России одни фасады”), а за фасадом — десятилетия черной изнурительной работы. Художественные достоинства грандиозных анреповских мозаик отнюдь не бесспорны, а вот мастером в средневековом смысле этого слова он безусловно был, точнее — стал. На качество выделки, похоже, и откликались осторожные англичане, испокон века умевшие ценить добротно сделанные вещи — и служители культа, и банкиры, и администрация Национальной галереи… Ни больших денег, ни славы мастер Анреп не добился, палат каменных для себя, украшая чужие “пышные дома”, не выстроил, зато от унижающей бедности, душившей первую эмиграцию, и себя, и людей своего очага застраховал.
Признаюсь: книгу Аннабел Фарджен я разыскивала по книжным магазинам в надежде узнать нечто сенсационное не столько об Анрепе, сколько об Ахматовой. Увы, в этом отношении “Приключения русского художника” больших ожиданий не оправдали. Об А.А. его невестка знает куда меньше, чем мы. К примеру, пишет, что уже в 1909-м Ахматова была знаменитой поэтессой, что “Физа” — объединение акмеистов и т.д. Но, обманув ожидания, текст Аннабел Фарджен, при пристальном чтении, одаривает неожиданностями. Скажем, такой. Известно, что Анна Андреевна в разговоре с П.Н. Лукницким несколько раз назвала Анрепа “царевичем”. Дескать, царевичем в поэме “У самого моря” (1914—1915) предсказала себе встречу с настоящим царевичем, который появился позднее. С помощью приводимых Фарджен фактов эта загадка разрешается. Дело в том, что согласно домашней легенде Анрепы стали набирать силу после того, как Екатерина Великая выдала за одного из молодцов небогатого, служилого шведско-эстонского рода свою внебрачную дочь, присовокупив к свадебным цацкам огромное имение в Самарской губернии. Кроме того, по капризу судьбы царицын прапраправнук прожил отроческие годы в настоящем царском дворце, том самом, который Потемкин выстроил для его прапрапрабабки в Харькове и где за сто лет ничего не изменилось, не исчезли даже золотые обеденные тарелки (с алмазами и рубинами).
Конечно, расшифровка туманных намеков столь мелкого калибра, а возможностей для их прояснения в “Биографии Бориса Анрепа” немало, — читателю стиха, даже продвинутому, не под силу; это долгосрочная головоломка, что-то вроде задания на сообразительность для биографов и комментаторов. Однако книга Фарджен позволяет с неожиданной стороны подойти и к сюжету, небезынтересному и для широкой публики. Я имею в виду ахматовскую легенду об Отступнике: “Ты — отступник, за остров зеленый / Отдал, отдал родную страну, / Наши песни и наши иконы, / И над озером тихим сосну”. Согласно фактам — документам и письмам, представленным Аннабел Фарджен, — даже самый восторженный завсегдатай “ахматовки” вынужден будет признать: вынесенные на суд общественности обвинения бездоказательны. Не думаю, чтобы со стороны А.А. имела место сознательная напраслина. По-видимому, она, как и ближайший друг отступника Николай Недоброво, ничего не знала ни о его семейных обстоятельствах (вторая, английская жена и двое крошечных детей), ни о тех служебных (секретных) обязанностях, для исполнения которых Анреп как начальник отдела взрывчатых и химических веществ (в лондонском Русском комитете, созданном “для содействия” экспорту английского оружия для безоружной русской армии) и приезжал в Петербург. Больше того, как следует из переписки Б.В.А. фронтовых лет (1914—1916) с матерью своих детей, он очень хотел, когда окончится война, перевезти семью в Россию. Смущала лишь невозможность зарабатывать своим ремеслом. В одном из писем к Хелен Мейтленд (1915) он признается: “Я чувствую себя таким беспомощным в России, не работником, а человеком из общества… В Англии я чувствую себя гораздо свободнее. Кроме того, положение художника, которое есть у меня в Англии, совершенно не признается в России”. Даже после Октябрьского переворота, в течение многих лет, мнимый отступник не принимал британское подданство, все еще надеясь, что большевики не удержат власть и можно будет вернуться на родину. Единственное, что можно поставить Ахматовой на вид, так это утверждение, будто “лихой ярославец” “отдал за остров зеленый… наши иконы”. Дело в том, что Анреп, единственный из офицеров Южной армии, пользуясь передышками между боями, с риском для жизни, по ночам, с помощью своей отчаянной казачьей команды не только собирал иконы и предметы культа в разрушенных галицийских церквях, но и сумел переправить собранное в Петербург — ныне спасенные им реликвии находятся в Эрмитаже. О чем о чем, а уж об этом Анна Андреевна не могла не знать, ибо подаренный ей Борисом Анрепом большой деревянный крест, того же происхождения, что и вывезенные им из Галиции древние иконы.
Алла Марченко | Magazines |
Живите вы долго, красиво,
Делите и смех, и успех.
Пусть партия граждан России
Останется лучшей из всех! | stihi_ru |