text
stringlengths
0
25.2k
-- Перенеси' лу'чше тепе'рь муче'ние, когда' преступле'ние ещё не соверши'лось, а по'сле бу'дет уже' по'здно.
-- Спаси' меня', оте'ц мой, и'ли лу'чше убе'й меня'! Ина'че я, повторя'ю, не руча'юсь за себя'. Пусть судьба' испо'лнится.
-- О! прости' его', Бо'же! Глас безу'много да не дости'гнет до Тебя'! Сын мой, ми'лый мой Григо'рий! Одна' мину'та рассу'дка, одно' мгнове'ние ве'ры и упова'ния на Про'мысел Бо'жий и ты спасён. Обрати'сь, сын мой к Бо'гу.
До'лго говори'л ещё ста'рец свои' назида'ния и, ви'дя, что Гри'ша не'сколько успоко'ился, перекрести'л его' и вы'шел в другу'ю ко'мнату. Помоли'вшись усе'рдно Бо'гу, Гри'ша снял ве'рхнее пла'тье, бро'сился на дива'н и закры'л глаза'. В тя'жких ду'мах он не мог усну'ть до само'го рассве'та, Наконе'ц, си'ла утомлённой приро'ды одержа'ла верх и он усну'л.
На у'тро в его' ко'мнату вошёл Корчми'н и гро'мким го'лосом сказа'л:
-- Как тебе' не сты'дно спать до сей поры'! Пора' на слу'жбу, Григо'рий Ива'новича!
Гри'ша вскочи'л с дива'на и до'лго не дава'л себе'" отчёта, где он нахо'дится.
-- За то люблю', что спать и просыпа'ется по вое'нному. Совсе'м оде'т. Кли'кни -- вско'чит. Молоде'ц, брат Григо'рий Ива'нович! А что нет ли у тебя' насто'ечки!
-- Поми'луй! Тепе'рь, спозара'нку! Ра'зве мо'жно натоща'к пить насто'йку? -- возрази'л Гри'ша.
-- Мо'жно и должно', друг ми'лый, и по утру', и ввечеру', и натоща'к и на сы'тый желу'док. Э'то жи'зненный эликси'р, про'тив кото'рого все ва'ши чаи' и ко'феи ничего' не стоя'т. Велика' пода'ть!
-- Нет, бра'тец, у меня'! Я и сам не пью и тебе' не сове'тую.
-- Что ж ты, головы' мое'й и'щешь! Хоро'ш прия'тель! Хо'чешь умори'ть меня' ни за что, ни про что!
Вско'ре они' вы'шли и напра'вились к Кремлю'. По доро'ге Корчми'н зашёл в каба'к и вы'пил прили'чную по'рцию романе'и. Одушевлённый э'тим приёмом бы'стро пошёл он на рабо'ты, постоя'нно крича'л на рабо'чих и снабжа'л их пинка'ми и подзаты'льниками. Когда' проби'ло на Спасски'х часа'х двена'дцать Корчми'н отпра'вился домо'й, потащи'в за собо'ю и Гри'шу, кото'рый снача'ла отгова'ривался, но пото'м согласи'лся, да'вши себе' сло'во, что э'то в после'дний раз.
И на э'тот раз поведе'ние Корчми'на с жено'ю бы'ло возмути'тельно. Осы'пал её руга'тельствами и толчка'ми, хотя' и не от се'рдца, но чувстви'тельными. За обе'дом ж Корчми'н пил по обыкнове'нию до пьяна' и в конце' концо'в свали'лся на дива'н в бесчу'вственном состоя'нии. Гри'ша взгляну'л на Мари'ю и взо'ры их встре'тились. Как мно'го зна'чил э'тот взгляд! Како'й ужа'сный смысл в нем таи'лся! До'лго они' меня'лись э'тими взгля'дами столь поня'тными лишь для суще'ств взаи'мно любящи'х. Наконе'ц, Мари'я прервала' молча'ние, сказа'в:
-- Отчего' ты, Григо'рий Ива'нович, ны'нче так печа'лен!
Гри'ша вздохну'л и не отвеча'л ни сло'ва.
-- Е'сли бы ты был веселе'е, то муж мои' не привяза'лся бы ко мне и не заста'вил бы меня' мири'ться с тобо'ю поцелу'ем, -- сказа'ла Мари'я не поднима'я глаз.
-- Неуже'ли тебе' жаль и тех принуждённых поцелу'ев, кото'рые судьба' посла'ла мне! -- возрази'л мра'чным го'лосом Гри'ша, отки'дываясь на спи'нку сту'ла.
-- А тебе' ра'зве не жаль бы'ло меня'! Ах, что я вы'терпела!
Гри'ша сно'ва погрузи'лся в мра'чную заду'мчивость и сно'ва воцари'лось молча'ние.
-- Ты опя'ть печа'лен, Григо'рий? Что с тобо'ю? -- спроси'ла Мари'я.
Вме'сто отве'та Григо'рий покача'л голово'ю и бро'сил на Мари'ю ди'кий вопроша'ющий взгляд.
-- Како'й ты стра'нный, како'й ужа'сный челове'к. Ты пришёл нару'шить моё споко'йствие на всю жизнь. Ты разбуди'л чу'вства, усну'вшие в продолже'ние сто'льких лет. Ты вовлёк меня' в стыд и грех пред Бо'гом и са'мою собо'ю и, когда' я, с по'лною и беспреде'льною любо'вью вве'рилась тебе', ты остаёшься ещё недово'лен: горю'ешь, тоску'ешь и мои' ла'ски не утеша'ют тебя'! Бог с тобо'ю, Григо'рий! Ты не до'брый челове'к!
Гри'ша молча'ла. Грудь его' высоко' вздыма'лась, а на гла'вах наверну'лись сле'зы.
-- Бог с тобо'ю, Григо'рий! -- ти'хо повтори'ла Мари'я. -- Ты: не хо'чешь да'же мне сказа'ть, что тебя' так печа'лить.
-- Все то'же и ве'чно то'же! -- сказа'л Гри'ша преры'вистым го'лосом.
-- Григо'рий! Григо'рий! Чего' ты от меня' тре'буешь? Е'сли ты лю'бишь меня', то будь дово'лен мое'ю чи'стою се'стринскою любо'вью.
-- Хорошо' же ты, Мари'я, понима'ешь любо'вь.
-- Нет ты не лю'бишь меня' Григо'рий!
-- Ты права'! Я не люблю', потому' что люблю' не по твоему'. Бог с тобо'ю, будь сча'стлива, а я и оди'н суме'ю умере'ть! -- с отча'яньем произнёс Гри'ша.
-- Э'то уже' сли'шком! -- сказа'ла Мари'я всхли'пывая от слезь и бро'силась в сосе'днюю ко'мнату.
Страсть, во всей свое'й си'ле, забушева'ла в груди' Гри'ши. С мину'ту он был в нереши'мости, но пото'м бле'дный, усту'пленный бро'сился за Мари'ей.
Домо'й возврати'лся Гри'ша о'коло полу'ночи и заста'л Эрба'ха сиде'вшим за столо'м, на кото'ром стоя'ла нагоре'вшая са'льная свеча'. Ста'рец заброса'л его' вопро'сами где он был, почему' так по'здно верну'лся домо'й, но Гри'ша вы'думал каки'е-то отгово'рки и скрыл от Эрба'ха настоя'щую причи'ну своего' позднего' возвраще'ния.
На друго'й день Корчми'н сно'ва зашёл за Гри'шей и сно'ва затащи'л его' к себе' обе'дать. Так повторя'лось ка'ждый день, но Гри'ша возвраща'лся домо'й в своё вре'мя.
Глава' VIII
В пе'рвых чи'слах декабря' госуда'рь прие'хал в Москву'. Осмотре'в рабо'ты Корчми'на, он оста'лся и'ми дово'лен, пригласи'л как его', так и Гри'шу к себе' на обе'д. Яви'вшись во дворе'ц они' нашли' там Эрба'ха и Глю'ка. Пред са'мым обе'дом из вну'тренних поко'ев вы'шла Екатери'на, бы'вшая пито'мица Глю'ка. Навстре'чу ей поспеши'л Петр Алексеёвич, взял её за ру'ку и подведя' в Глю'ку сказа'л:
-- Рекоменду'ю вам, до'брый мой па'стор мою' жену', императри'цу Екатери'ну.
Обе'д прошёл оживлённо. Госуда'рь спра'шивал Корчми'на о здоро'вья его' супру'ги, на что тот отвеча'л, что она' ста'ла бы'ло поправля'ться, а тепе'рь сно'ва недомога'ет и худе'ет. Гри'ша сиде'л как на раскалённых у'гольях, осо'бенно когда' Ме'ньщиков стал подтру'нивать над ним, намека'я на любо'вь его' к Мари'и Трубецко'й. Он чу'вствовал, что ла'сковость Ме'ньшикова сли'шком далека' от той дру'жбы, кака'я была' ме'жду ни'ми в пре'жние времена'. Впро'чем, он име'л дово'льно рассуди'тельности, что бы не вини'ть ца'рского люби'мца за его' переме'ну: Гри'ша то'лько проси'л его', что'бы он исхода'тайствовал проще'ние его' отцу', как равно' и о том, что'бы он сам был отпра'влен в а'рмию. Ме'ньщиков удиви'лся после'днему жела'нию Гри'ши, но тем не ме'нее обеща'л ему' своё соде'йствие во всем.
Обе'д ко'нчился и Корчми'н опя'ть потащи'л к себе' Гри'шу допива'ть по'рцию, кото'рою он не посме'л воспо'льзоваться за ца'рским столо'м.
Царь Петр Алексе'евич разорва'л сою'з с По'льским королём А'вгустом, до'лжен был оди'н воева'ть с Ка'рлом XII, наводи'вшим у'жас на всю Евро'пу свои'ми побе'дами. Ско'лько ни уве'рен был Петр в пре'данности своего' наро'да и хра'брости своего' войска', наконе'ц в правоте' своего' де'да, но тем не ме'нее он взы'скивал сре'дства, что'бы отклони'ть бу'рю, грози'вшую разрази'ться над Росси'ею. Два ра'за предлага'л мир Ка'рлу, но тот с надме'нною де'рзостью отвеча'л, что в Москве' он поговори'ть об э'том. Остава'лось покори'ться необходи'мости я вверя'сь Провиде'нию гото'виться к реши'тельной борьбе'. Все ме'ры к защи'те оте'чества бы'ли исче'рпаны.
Малоросси'йские казаки', управля'емые ге'тманом Мазе'пою, не смотря' на свою' многочи'сленность, нигде' не име'ли значи'тельного влия'ния на де'йствия войны'. Не име'я надлежа'щей дисципли'ны и вое'нной регуля'рной подгото'вки, они' бы'ли бесси'льны про'тив Шве'дов. Но тем не ме'нее Мазе'па, живя' в свое'й столи'це го'роде Бату'рине, де'ятельно занима'лся вои'нственными приготовле'ниями. Он был мра'чен и печа'лен: кака'я то забо'та глу'бже и глу'бже вре'зывалась в морщи'ны его' лица' и никто' из прибли'женных не смел его' спра'шивать о причи'не, так как он давно' уже' стал недосту'пным.
Одна'жды по'здним ве'чером, когда' уже' весь го'род спал, одно' окно' до'ма, в кото'ром жил ге'тман бы'ло освещено'. Мазе'пе нетерпели'во ходи'л по ко'мнате и по времена'м погля'дывал на дверь, как бы ожида'я кого' то. Действи'тельно, ско'ро послы'шался лёгкий стук в дверь и по сло'ву Мазе'пы: войди'! в ко'мнату вошёл стари'к, с ви'ду гора'здо ста'рше Мазе'пы. Но э'тот вне'шний ста'рческий вид был обма'нчив. Всма'триваясь внима'тельно в лицо' э'того ста'рца, изборождённое глубо'кими морщи'нами, мо'жно бы'ло заме'тить в нем при'знаки жи'зненности и си'льных душе'вных спосо'бностей. Дики'й ого'нь в глаза'х, бы'стрые телодвиже'ния и твёрдый, зву'чный го'лос изоблича'ли в нем ещё не уга'сшую теле'сную си'лу.
-- Я тебя' до'лго ждал, Васи'лий, -- сказа'л Мазе'па воше'дшему старику'.
-- Не беспоко'йся, друг Ива'н, я никогда' и нигде' не опозда'ю. Вот с твое'й стороны' так я бою'сь, что'бы ро'бкая нереши'мость твоя' не погуби'ла на'шего оте'чества, -- сказа'л стари'к.
-- Рука' Мазе'пы не допусти'ть его' до паде'ния! -- с го'рдостью сказа'л Мазе'па.
-- Го'рдым Бог проти'вится, друг Ива'н. Бы'ли ру'ки не бесси'льнее твои'х, но зла'я судьба' сокруши'ла и вса'дника и колесни'цу.
-- Что ты сам ска'жешь реши'тельного? Тебе' изве'стны мои' и Ка'рла XII предложе'ния и мы то'лько ждем твоего' сло'ва, что'бы де'йствовать с ра'зных сторо'н. Сли'шком 20 лет был я ве'рным сою'зником царя' Пё!тра...
-- Не говори', Ива'н, при мне пусты'х слов: не сою'зником, а слуго'ю был ты царю' Пё!тру. Свои'ми про'исками ты не'когда сверг меня', а пото'м Самойло'вича, что'бы захвати'ть в свои' ру'ки ге'тманскую булаву'. Тепе'рь Карл предлага'ет тебе' коро'ну самостоя'тельная, незави'симого кня'зя. Что же тебе' бо'льше.
-- Уве'ренности! -- мра'чно отве'тил Мазе'па.
-- Карл даст тебе' пи'сьменное обеща'ние в исполне'нии свои'х слов, -- сказа'л стари'к.
-- Той, кото'рая убеди'ла бы меня', что Карл победи'т царя' Пё!тра, -- отвеча'л Мазе'па.
-- Я не сомнева'юсь в э'той побе'де, -- возрази'л стари'к с жа'ром.
До'лго дока'зывал стари'к неотрази'мую ве'рность побе'ды Ка'рла над ру'сским царём. Душа' честолю'бца Мазе'пы вспы'хнула огнём реши'мости и он сказа'л.
-- Ты прав, Васи'лий! Царь Петр до'лжен пасть. Спасём же себя' и свою' отчи'зну. Неси' Ка'рлу моё согла'сие на его' предложе'ние.
-- Подпиши', Ива'н, э'ту бума'гу, ина'че Карл мне не пове'рит, -- сказа'л стари'к, вынима'я изза' па'зухи свёрток.
Дрожа'щей руко'ю подписа'л Мазе'па бума'гу и по'дал старику', кото'рый бе'режно положи'л её за па'зуху, при'стально посмотре'л в глаза' Мазе'пы и, с полуулы'бкой сказа'л:
Ива'н! Ива'н! Ты тру'сишь!
-- Како'й вздор! Мо'жно ли меня' подозрева'ть в тру'сости?
-- Хо'чешь ли я докажу' тебе' э'то одни'м сло'вом. -- Как ты ду'маешь наприме'р: что бы цчрь Петр дал мне за э'ту бума'гу?
Лицо' Мазе'пы покры'лось смерте'льною бле'дностью. Он сде'лал нево'льное движе'ние, что'бы взять её наза'д, но стари'к споко'йно сказа'л:
-- Не бо'йся, Ива'н! Я то'лько хоте'л доказа'ть тебе' сла'бость твое'й ду'ши. От меня' ты не мо'жешь ожида'ть изме'ны.
-- Но послу'шай, Васи'лий! Да'ром ничего' не де'лается. Како'го ты потре'буешь от меня' вознагражде'ния при успе'шном оконча'нии на'шего де'ла, -- спроси'л Мазе'па, придя' в себя'.
-- Для себя' ничего', но у меня' есть сын, кото'рого ты до'лжен досто'йно вознагради'ть, -- отвеча'л стари'к.
-- Вот тебе' моя' рука', Васи'лий. Сын твой бу'дет ближа'йшим к моему' тро'ну. Но где же он тепе'рь.
-- В Москве'. Служи'ть царю' Пё!тру. Тепе'рь проща'й, Ива'н! Ско'ро ты услы'шишь о мои'х де'йствиях на До'ну. Будь же и ты гото'в. Карл не заме'длить яви'ться на грани'цах Украи'ны.
В э'то вре'мя ме'дленно, но гро'зно подвига'лся Карл XII к се'рдцу Росси'и. Тяжело' бы'ло положе'ние царя' Пё!тра, войска' кото'рого уже' яоте'рпелн не'сколько неуда'ч, так наприме'р под Головчи'ным 3-го ию'ня. Но побе'да над Шве'дами под Лесны'м, где си'лы Шве'дов бы'ли сравни'тельно больши'е, воскреси'ли дух Ру'сского царя' и всего' его' во'инства. Ко'рмчин и Усе'рдов, причи'сленные к шта'бу Ме'ньшикова отличи'лись о'ба в глаза'х Пё!тра под Лесны'м и бы'ли ще'дро награждены'.
В октябре' ме'сяце гла'вная кварти'ра находи'лась в дере'вне Погребка'х, где был и Петр, а кавале'рия Ме'ншикова стоя'ла не в да'льней дереву'шке от гла'вной кварти'ры.
Одна'жды в нена'стную октя'брьскую ночь Ко'рмчин и Усе'рдов, обойдя' карау'лы вошли' в ды'мную избу'. Ко'рмчин сбро'сил с себя' промо'кший плащ, лег на ла'вку и тотча'с усну'л, а Гри'ша Усе'рдов разве'сив свой плащ пе'ред пе'чью, в кото'рой ту'скло и с шипе'нием горе'ли сыры'е дрова', и ожида'л поку'да он просо'хнет, что'бы им укры'ться; но так как на э'то тре'бовалось мно'го вре'мени, то он снача'ла присе'л, а пото'м прилёг на пе'реднюю ла'вку и вско'ре задрема'л. Вдруг сквозь сон он услыха'л ти'хий стук в окно'. Не доверя'я себе' он прислу'шался и, убеди'вшись, что действи'тельно кто'-то стучи'т, он отдёрнул занаве'ску окна' и спроси'л:
-- Кто там?
-- Молчи' и вы'йди сюда'? -- отвеча'л ему' го'лос, от кото'рого дрожь пробежа'ла по его' те'лу.
Усе'рдов с мину'ту был в нереши'мости, но когда' тот же го'лос повтори'л:
-- Идёшь ли? Ты не узна'л меня', Григо'рий?
-- Иду', Иду' -- отвеча'л ти'хо Гри'ша Усе'рдов и набро'сив на себя' плащ вы'шел.
Не успе'л он вы'йти за воро'та, как оте'ц его' обня'л его'.
-- Ми'лый, дорого'й мой ба'тюшка! Ты ли э'то? отку'да и в таку'ю по'ру, -- шепта'л Гри'ша.
-- Мину'ты доро'ги, сын мой, я пришёл за тобо'ю -- отвеча'л оте'ц. -- После'дуешь ли ты за отцо'м, что'бы раздели'ть его' судьбу', какова' бы она' ни была', -- приба'вил он.
Мысль о пре'жних престу'пных дея'ниях отца' мелькну'ла в уме' Гри'ши и он отвеча'л:
Е'сли бы ты, ба'тюшка, звал меня' на жизнь ничто'жную и безъизве'стную, где бы труда'ми рук свои'х, я мог пита'ть тебя' и утеша'ть тебя' мое'ю любо'вью, то я ни одно'й мину'ты не заме'длил бы после'довать за тобо'ю и на ру'ках свои'х понёс бы тебя', хоть на край све'та. Но е'сли ты заду'мал что друго'е...
-- Григо'рий! Реши'тельная мину'та наста'ла, и пора' собира'ть плоды' пяти`десятиле'тних трудо'в мои'х. За труды' свои' я для себя' ничего' не проси'л, но все для тебя'. Пойдём. Гри'ша, вре'мя до'рого, до'рогою я все тебе' скажу'.
-- Нет, ба'тюшка! Власть отца' бесси'льна там, где прися'га и честь говоря'т друго'е! -- с благоро'дною го'рдостью отвеча'л Гри'ша.
-- Но ты забыва'ешь свою' ро'дину, -- суро'во сказа'л мона'х.
-- Но она' обе'том ве'рности и по'дданства свя'зана с престо'лом ру'сского царя'. Он да'же тебе' обеща'л поми'лование. Заче'м же ты хо'чешь увели'чивать свои' вины'. Ты по'мнишь, оте'ц, как в про'шлом ты остана'вливал меня', а я все таки' пошёл за то'рбою. Ты говори'л тогда', что нас ожида'ет пла'ха. За что же ты тепе'рь хо'чешь вовле'чь меня' в позо'рную казнь?
-- Тебе' ли рассужда'ть о том, что я де'лаю? Тебе' ли обвиня'ть меня'? Тогда' де'ло бы'ло бо'лее чем сомни'тельно, а тепе'рь це'лый го'род под предводи'тельством Мазе'пы, кото'рый заключи'л догово'р с Ка'рлом и выступа'ет про'тив Моско'вского царя', что'бы возврати'ть себе' пре'жнюю незави'симость.
-- Бо'же мой! кака'я изме'на! Мазе'па, кото'рый сто'лько лет был ве'рен царю' и Росси'и, -- с у'жасом проговори'л Гри'ша.
-- Замолчи', безу'мец! Он ско'ро сам наде'нет коро'ну и бу'дет царём и владе'телем Украи'ны, и ты бу'дешь пе'рвым на на'шей ро'дине.
-- Нет! Бо'же меня' сохрани', ба'тюшка! Ни за что на све'те не хочу' быть уча'стником в судьбе' изме'нника Мазе'пы! Не зна'ю я причи'н твое'й не'нависти, но ты ниче'м не обя'зан царю'; а Мазе'па 20 лет был благоде'тельствован им и изме'на его' гну'стна и посты'дна И'мя его' заслужи'ть ве'чное прокля'тие, как при уда'че, так и при неуда'че его' пла'нов.
В безмо'лвном ощуще'нии стоя'л оте'ц пред свои'м сы'ном и не знал, что ему' ещё сказа'ть. Он хоте'л бы изли'ть на Григо'рия всю свою' доса'ду, все негодова'ние, но кака'я-то све`рхъесте'ственная си'ла ско'вывала язы'к его'. О'ба они' замолча'ли и э'то тя'гостное молча'ние прерва'л оте'ц слова'ми:
-- Так ты не хо'чешь идти' со мно'ю, сын мой? Так ты предпочита'ешь ми'лости царя' отцу' твоему'?
-- Нет, ба'тюшка! Бог свиде'тель, что никаки'е ми'лости я не променя'л бы на любо'вь отца' и повторя'ю тебе', что гото'вь сле'довать за тобо'ю на край све'та, е'сли ты дашь.
мне сло'во, что не бу'дешь вме'шиваться в престу'пные за'мыслы Мазе'пы.
-- Я не могу' э'того сде'лать. Тепе'рь по'здно, безвозвра'тно! Я сам увлёк э'того честолю'бца, кото'рого душа' спосо'бна на все злоде'йства, но он из ро'бости был доброде'телен.
Нет, ба'тюшка! Царь строг и суро'в в наказа'нии, но милосе'рд к раска'янию. После'дуй лу'чше за мно'ю и упадём о'ба к нога'м его'. Пове'рь мне, что он бу'дет милосе'рд к нам.
-- Мне бо'льно слы'шать, что мой сын хо'чет испра'шивать для меня' ми'лость, -- мра'чным го'лосом сказа'л стари'к оте'ц.
-- Я уважа'ю твои' мне'ния и, е'сли б ста'рая не'нависть не ослепля'ла тебя', то я спроси'л бы: неуже'ли ты ду'маешь, что Украи'на бу'дет счастли'вее под влады'чеством Мазе'пы, не'жели ру'сского царя'.
Поражённый слова'ми сы'на, оте'ц стоя'л пред ним в безмо'лвном смуще'нии, наконе'ц бро'сился в объя'тия его' и сказа'л:
-- Проща'й, Григо'рий! Буди' во всем во'ля Бо'жия! Ты досто'ин лу'чшей у'части; а я не могу' отступи'ть от стези', на кото'рую меня' бро'сила судьба'! Чем бы не ко'нчилось на'ше предприя'тие, мы с тобо'ю ещё уви'димся.
С э'тими слова'ми стари'к вы'рвался из объя'тий сы'на и хоте'л уйти', но тот останови'ть его', сказа'в:
Посто'й, ба'тюшка! Вы'слушай меня' одну' мину'ту. Ты мне, к несча'стию, откры'л обстоя'тельство, кото'рое долг че'сти и прися'ги не позволя'ет мне скрыть. Я до'лжен донести' царю' об изме'не Мазе'пы, утаи'в, что ты его' соуча'стник.